– Все в полном порядке, Гарион, – заверил егоЭрионд. – Вероятно, мне придется в ближайшие несколько лет безжалостно попратьмногие законы – так что пора привыкать.

Со стороны моря, оттуда, где высились величественные сияющиеколонны, послышался мощный аккорд, напоминающий звук органа. Гарион взглянул насобравшихся богов и даже зажмурился от неожиданности – альбатрос ослепительнозасиял.

Белокрылая птица словно растворилась, а мгновение спустя наее месте в небе явился сам Отец богов.

– Прекрасно сработано, сын мой, – произнес Ул.

– Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять твойзамысел, отец, – с выражением искреннего раскаяния ответил Эрионд. –Прости, я такой тугодум...

– Просто ты еще не привык, сын мой. –Величественным жестом Ул дал понять сыну, что тот прощен. – Однако,использовав Шар своего брата, ты поступил совершенно неожиданно и весьмаостроумно. – На губах бога заиграла легкая улыбка. – И даже если бы янамеревался оставаться непоколебимым, одно это растопило бы мое сердце.

– Я отчего-то так и подумал, отец.

– Прошу тебя, Поледра, – снова заговорилУл, – прости мне мою уловку. Это бесспорно было жестоко. Но узнай и то,что я намеревался обмануть вовсе не тебя, а моего сына. Он всегда был скромен изастенчив и крайне неохотно принимал решения. Но поскольку от него теперьзависят судьбы этого мира, он должен учиться творить волю свою, а еслипотребуется, то и пересматривать собственные решения.

– Значит, это было испытание, о Великий Ул? –дрогнувшим голосом спросил Бельгарат.

– Все, что происходит с нами, – в той или иноймере испытание, Бельгарат, – спокойно объяснил Ул. – Может быть, янемного утешу тебя, если скажу, что ты и твоя благородная супруга с блескомвыдержали экзамен. Ведь именно ваша обоюдная решительность побудила моего сынадействовать. Это значит, что вы оба верно служите мне, даже когда, казалось бы,все уже закончилось. А теперь, Эрионд, соединись со мною и братьями. Вскоре мыраспрощаемся, но прежде должны приветствовать тебя в этом мире, которыйвверяется ныне в руки твои.

Солнце уже встало – его золотой диск низко висел надгоризонтом. Небо ярко голубело, а от _ легкого ветерка, дующего с запада, нагребнях волн курчавилась нежная белая пена. Камни, из которых сложена быладиковинная пирамида, возвышающаяся посреди рифа, все еще были влажны от ночноготумана.

У Гариона от усталости кружилась голова. Тело его отчаянножаждало отдыха, но мозг работал неустанно, переплавляя впечатления в мысли, амысли – в образы – и так до бесконечности. Но все это происходило на той зыбкойграни, что отделяет бодрствование от сна, и порой Гариону казалось, будто онгрезит наяву. Впрочем, он знал, что у него будет время осмыслить все,происшедшее в этом странном Месте, которого больше нет. Но теперь всепеременилось – ничто в этом мире не было реальнее высот Корим: ни Тол-Хонет, ниМал-Зэт, ни Вал-Алорн... Гарион еще нежнее обнял спящих жену и сына. Оннаслаждался их запахом. Волосы Сенедры источали все тот же пьянящий цветочныйаромат, а запах Гэрана ничем не отличался от запаха обыкновенного ребенка – вотразве что выкупать его не мешало. Лишь тут Гарион понял, с каким наслаждениемсейчас выкупался бы сам. Да, вчерашний день был не из легких...

Друзья его расположились поодаль странными маленькимигруппами. Бэрак, Хеттар и Мандореллен беседовали с Закетом. Лизелль старательнорасчесывала волосы Цирадис. Похоже было, что дамы решительно взялись запророчицу. Сади и Бельдин развалились на камнях возле самой драконьей туши,попивая эль. Евнух всегда отличался предельной деликатностью, но все равнозаметно было, что он поглощает горькую жидкость скорее из вежливости, нежели радиудовольствия. Унрак исследовал риф, а за ним по пятам следовал юноша сбезвольным лицом – Натель, король туллов. Эрцгерцог Отрат в гордом одиночествестоял напротив загороженного кварцевой плитой входа в грот. На лице его написанбыл благоговейный ужас. Похоже было, что Каль Закет еще не поговорил по душамсо своим родственником, а сам Отрат, несомненно, вовсе к этому разговору нестремился. Эрионд тихо беседовал с Польгарой, Дарником, Бельгаратом и Поледрой.Над головой юного бога светился странный бледный нимб. Шелка нигде не быловидно.

Но вот маленький человечек вынырнул из-за угла пирамиды.Там, откуда он явился, в небо поднимался черный столб дыма. Шелк спустился полестнице в амфитеатр и направился прямиком к Гариону.

– Что ты там делал? – устало спросил Гарион.

– Решил, что самое время подать знак капитануКреске, – ответил Шелк. – Он хорошо знает обратную дорогу на Перивор,а как Бэрак плавает по проливам, мне не раз приходилось видеть. «Морская птица»предназначена для плавания в открытом море – очень уж велика и неповоротлива.

– Если ты дашь ему это понять, то смертельно егообидишь.

– Я вовсе не собирался объявлять ему об этом.

И человечек с острым личиком растянулся на камнях рядом сГарионом.

– А Лизелль уже сказала тебе все, что думает по поводувашей помолвки? – спросил Гарион.

– О, она приберегает это на сладкое! Видимо, говоритьона собирается долго и хочет, чтобы нам никто не мешал. Неужели в браке всегдатак бывает? Вот ты, Гарион, неужели так и живешь в постоянной готовности квыяснению отношений?

– Н-ну, такое частенько случается... Но ты ведь еще неженат.

– Я ближе к этому, чем когда бы то ни было прежде.

– И сожалеешь об этом?

– В общем-то нет. Мы с Лизелль – два сапога пара. У насмного общего. Просто мне не нравится, когда надо мной что-то висит – вот так,как сейчас. – Шелк оглядел амфитеатр. – А он непременно должен воттак светиться? – спросил он, указывая пальцем в сторону Эрионда.

– Скорее всего, он об этом и не подозревает. Это ему вновинку. Со временем он научится с этим управляться.

– Ты хоть понимаешь, что мы с тобой сидим сейчас икритикуем бога?

– Для нас он прежде всего друг, Шелк. А на критику состороны друзей обижаться как-то не принято.

– Ах, так мы с утра пребываем в философическомнастроении? Знаешь, когда он прикоснулся Шаром к Бельгарату и Поледре, у менячуть разрыв сердца не случился.

– Да и у меня тоже, – признался Гарион, – но,как выяснилось, Эрионд знал, что делал. – И он тяжело вздохнул.

– Что-то не так?