Фэн Вэньсю сплюнул на пол:

— И кто он после этого? Самый настоящий убийца.

Выговорившись, Фэн Вэньсю уснул. На следующее утро он снова заступил на работу. Он толком и не помнил, про что говорил вчера, лишь знал, что его чем-то разозлил Ню Айго. Между тем у каменщика Лао Сяо оказался на удивление длинный язык. Уже на следующий день он все слова Фэн Вэньсю передал Ню Айго, рассказав о том, что все вокруг знают, что он замышляет убийство и хочет убить сына Сяо Цзяна, а заодно и Пан Лина. Пьяные бредни Фэн Вэньсю со слов другого человека звучали вполне трезво. Мысли Ню Айго, которыми тот делился с Фэн Вэньсю, на самом деле тоже были пьяными бреднями, но со слов другого человека и они звучали вполне трезво. Едва до ушей Ню Айго долетела эта новость, у него тотчас зачесались руки по-настоящему схватиться за нож. Только теперь вместо сына Сяо Цзяна и Пан Лина ему хотелось расправиться с самим Фэн Вэньсю. Поделившись с ним самым сокровенным, Ню Айго никак не ожидал, что после ссоры с другом его собственные слова превратятся в оружие и обернутся против него самого. Ведь говорил он все это? Говорил. А думал ли он так, как говорил? Думал. Но все-таки он думал по-другому, да только как это теперь объяснить, если поменялось и время, и место, и собеседник? Что бы там ни говорилось, а Ню Айго еще никого не убил, однако ненависть в нем клокотала сильнее, чем в убийце. И это отравляло все его существование. Тогда Ню Айго взял нож и вышел из дома, но, пройдя буквально несколько шагов, он плюхнулся на землю. Ну неужели из-за каких-то десяти цзиней свинины он готов убить человека? Ведь от этого ему станет еще более горько и невыносимо. Когда Ню Айго начинал строить кухню, у него была мысль перевезти в город свою мать Цао Цинъэ и дочку Байхуэй. Однако, закончив кухню, Ню Айго вдруг передумал. Кухня оставалась пустовать. По ночам он мучился бессонницей, а днем, когда он разъезжал на своем грузовике, в его голову лезли всякие дурацкие мысли. Он весь оброс, но у него не было желания побриться. Как-то раз он повез в Сянъюань кунжут. От Циньюаня до Сянъюаня больше ста ли. Когда Ню Айго доставил кунжут на зернохранилище в Сянъюане, был уже полдень, потом он заехал на склад соленых овощей и, загрузив машину, отправился обратно в Циньюань. Пока грузовик Ню Айго спускался по горному серпантину, в голову Ню Айго снова начали лезть дурацкие мысли, про обед он забыл. Когда уже стемнело и вдали стали различимы огни Циньюаня, он вдруг задремал, и его фура врезалась в придорожное дерево. Очнувшись, Ню Айго сообразил, что из-за сильного удара до крови разбил себе голову. Выпрыгнув из кабины, он заметил на передней части машины большую вмятину, откуда-то изнутри проливалась жидкость. Вся тара, которую он перевозил, побилась, и теперь щели кузова сочились рассолом от соленых овощей. Весь в крови, обросший как черт, Ню Айго взирал вниз с горы на сверкающий огнями Циньюань. Внезапно у него возник порыв покинуть этот город, пока он и правда кого-нибудь не убил.

С Цуй Лифанем Ню Айго познакомился в городе Ботоу провинции Хэбэй. Разумеется, Ню Айго доводилось видеть вспыльчивых людей, но таких вспыльчивых, как Цуй Лифань, он видел впервые. Цуй Лифань был толстым. Толстяки обычно неторопливы и флегматичны, в то время как у худых все наоборот: те и ходят вприпрыжку, и чуть что быстро заводятся. Но Цуй Лифань был хоть и толстым, но резвым. Толстые, выходя из себя, не успевают отражать всю бурю бушующих в них эмоций, отчего выглядят еще более суетливо. При этом прежде чем завести других, они успевают завестись сами. Когда Ню Айго впервые увидел Цуй Лифаня, тот избивал человека. Цуй Лифань был родом из Цанчжоу провинции Хэбэй. В городе Цанчжоу на улице Синьхуацзе он управлял фабрикой по производству соевых изделий «Белоснежная рыба». Уже познакомившись с Цуй Лифанем поближе, Ню Айго очень удивлялся, как этот человек, производя доуфу, не мог понять такой простой истины, которая содержалась в поговорке: «Горячим доуфу только язык обожжешь»[92]. По дороге из провинции Шаньси в провинцию Шаньдун Ню Айго проезжал через провинцию Хэбэй. Когда его автобус подъехал к границам города Ботоу провинции Хэбэй, уже наступил полдень следующего дня. К обеду автобус остановился у придорожного ресторана, чтобы пассажиры могли пообедать и справить необходимые нужды. Ню Айго всю дорогу терзался душевными муками, аппетита у него не было, поэтому он вышел из ресторана и пошел побродить вдоль дороги. Рядом с трассой на несколько десятков му раскинулось рапсовое поле. Распустившиеся цветы рапса рьяно тянулись вверх, отчего одна сторона от дороги выглядела сплошь желтой. В провинции Шаньси цветы рапса раскрылись еще месяц назад, а здесь они только-только начали распускаться, так что провинция Шаньси по погоде опережала провинцию Хэбэй. Посмотрев на рапсовое поле, Ню Айго решил пойти обратно. Вдруг у обочины он увидел грузовик, под завязку нагруженный доуфу. Этот доуфу уже дал течь и теперь капля за каплей делал под машиной лужу. Рядом с грузовиком какой-то толстяк мутузил худого. Толстый наотмашь бил бедолагу по лицу так, что на худом уже не осталось живого места. Не в силах выдержать натиск, худой отпрыгивал все дальше и дальше на дорогу. По трассе туда-сюда сновали машины, и худой еле успевал уворачиваться. Неуклюже протискиваясь сквозь транспортный поток, толстый никак не мог добраться до худого. Задыхаясь, он кричал: «Бай Вэньбинь, твою мать!» Матюгаясь на чем свет стоит, он разозлился еще больше, подошел к своему грузовику, достал из кабины гаечный ключ и снова погнался за худым. Худой снова запрыгал между машинами. Ню Айго не мог и дальше оставаться в стороне, поэтому преградил толстяку дорогу.

— Брат, если есть что сказать, скажи нормально, зачем распускать руки? Ты ведь сейчас убьешь человека. — Сказав это, Ню Айго тут же добавил:

— Боюсь, что если не ты его убьешь, так машина задавит.

Когда Ню Айго расспросил их о том, что стряслось, выяснилось, что ничего серьезного и не случилось. Худой был водителем толстого, вдвоем они везли доуфу из Цанчжоу в Дэчжоу. Доехав до Ботоу, машина сломалась и теперь встала как вкопанная. Хотя лето еще только наступило, погода стояла жаркая, толстяк переживал, что доуфу испортится. Он переживал даже не столько за доуфу, сколько за то, что они не доставят его в Дэчжоу и тамошнего клиента у них перехватят другие продавцы. Пока Цуй Лифань молчал, он вроде как успокоился, но едва открыл рот, как снова ударил худого:

— Ну неужели не пакостник? Вчера вечером я дал ему задание как следует подготовить машину, а он еще и спорить стал. Сказал, что с машиной все в порядке, и ушел с друганами квасить водку. Зато сегодня не успели мы выехать, как сломались прямо в дороге. Причем это уже не в первый раз.

— От того, что ты будешь его мутузить, машина не заведется, — сказал Ню Айго.

— Машина тут вообще ни при чем, это все он, — за пыхтел толстяк.

«Но человека-то ты сам подбирал, — подумал про себя Ню Айго, — так что спрашивать надо прежде всего с себя». Медленно обойдя машину с доуфу, Ню Айго поднял ее капот и стал изучать внутренности. Никакой серьезной поломки он не обнаружил, просто у машины оборвался один из тросиков привода. Похоже, худой умел только водить, а в починке машин не разбирался. Ню Айго попросил худого принести ящик с инструментами. Он вытащил из него проволоку с плоскогубцами и прикрутил оборванный тросик на место. Потом он попросил худого завести мотор — машина заревела и завелась. Толстый тут же смягчился и угостил Ню Айго сигаретой.