– Джейс не очень на тебя похож, – сказал Кит. На противоположной стене он увидел странное темное пятно – как будто краску размазали снизу вверх и в стороны, и получилось что-то, похожее на дерево.

– Ты его недооцениваешь, – Алек сложил повязки в стопку. – Но это неважно. Парабатаи не обязательно должны быть похожи. Они просто дополняют друг друга. Вдвоем работать лучше.

Кит представил себе Джейса (сияние золота и уверенность) и Алека (тихая, сосредоточенная легкость) вместе.

– А вы с Джейсом друг друга дополняете?

– Помню, как мы познакомились, – сказал Алек. Он нашел пару коробок и набивал одну из них повязками, а другую – склянками с порошками. – Он вышел из портала в Идрис, тощий, весь в синяках, и с этими огромными глазищами. А еще он был очень высокомерным. Они с Изабель постоянно цапались… – Алек улыбнулся воспоминаниям. – Но для меня он как будто словно кричал: «Люби меня, ведь никто и никогда меня не любил». А еще он волновался насчет встречи с тобой, – прибавил Алек. – Он не привык, что у него могут быть живые кровные родственники. Ему не все равно было, что ты подумаешь. Он хотел тебе понравиться, – Алек посмотрел на Кита. – Вот, держи коробку.

У Кита кружилась голова. Он подумал о Джейсе – развязном, надменном, вечно надо всем потешающемся. Но Алек говорил о нем как о хрупком ребенке, о ком-то, кто нуждался в любви потому, что всегда был ее лишен.

– Но я же никто, – сказал он, забирая набитую бинтами коробку. – Какая ему разница, что я думаю? Я не имею никакого значения. Я ничто.

– Для Сумеречных охотников ты имеешь значение, – произнес Алек. – Ты Эрондейл. И это никогда не станет «ничем».

Кристина тихонько напевала, держа Рафа в объятиях. Для пяти лет он был маленьким, и спал чутко. Он ворочался и вздыхал во сне, зажав в смуглых пальчиках прядь своих темных волос. Он напоминал Кристине ее маленьких кузенов – те всегда хотели еще обняться, еще конфетку, еще одну колыбельную перед сном.

Макс, напротив, спал крепко как камень – как темно-голубой камень с очаровательными темно-синими глазищами и щербатой улыбкой. Когда Кристина, Марк и Кьеран сбежались в холл и обнаружили там Алека и Магнуса с двумя детьми, там же оказалась и Эвелин, негодовавшая по поводу колдунов в доме и нежелательности синего цвета. Кристина понадеялась, что большинство Сумеречных охотников все же реагирует на Макса по-другому, иначе для бедного малыша это станет ужасной травмой.

Судя по всему, Алек и Магнус вернулись из поездки и обнаружили сообщения от Дианы с просьбой о помощи. Они немедленно прошли через портал в лондонский Институт. Услышав от Марка и Кристины о связующем заклятье, Магнус направился на местный Сумеречный базар, чтобы отыскать книгу заклинаний, которая, как он надеялся, могла бы снять колдовство.

Раф и Макс, оставшись в незнакомом доме всего с одним родителем, тут же заныли.

– Спи, – мрачно велел Алек Рафу, унося его в свободную комнату. – Adorno.

Кристина хихикнула.

– Это значит «украшай», – объяснила она, – а не «спи».

Алек вздохнул.

– Я еще только учу испанский. Это Магнус на нем говорит.

Кристина улыбнулась шмыгавшему носом Рафаэлю. Она всегда пела своим маленьким кузенам колыбельные на ночь, как ей самой пела ее мать; может, Рафу это понравится. «О, Рафаэлито, – сказала она ему, – о, крошка Рафаэль! Ya es hora de ir a dormir. ¿Te gustaría que te cante una canción?»[48] «¡Sí!»[49] – закивал Рафаэль.

Кристина учила Алека, пока тот укачивал Макса, а сама она сидела с Рафом, всем колыбельным, какие знала. Вскоре после того, как Магнус вернулся через портал, из библиотеки стали доноситься грохот и стук, и Алек умчался туда, но Кристина решила остаться на месте, если только ее не позовут, ведь пути колдунов и их очаровательных возлюбленных неисповедимы.

К тому же, хорошо было отвлечься от тревог на что-нибудь безопасное. Например, на ребенка. Кристина была уверена (почти уверена), что связующее заклятье можно разорвать. Но все равно беспокоилась: а что, если нет? Они с Марком вечно будут несчастны, соединенные нежеланной связью. И что тогда делать? Вдруг он захочет вернуться в страну фэйри? Ее, наверное, вместе с ним не пустят…

Еще ее грызли мысли о Диего. Она-то думала, что, вернувшись из страны фэйри, найдет от него весточку, но ничего подобного не произошло. Разве кто-то может дважды вот так исчезнуть из твоей жизни?

Она вздохнула и погладила Рафа по голове, продолжая тихо напевать:

Пока она пела, вошел Алек и присел на кровать к Максу, прислонившись к стене.

– Я уже слышал эту песенку, – сказал Магнус, стоявший в дверях. Колдун выглядел усталым, его кошачьи глаза слипались. – Но не помню, кто ее пел.

Он вошел и наклонился, чтобы взять у нее Рафа. Магнус принял мальчика в объятия, и на мгновение голова Рафа упала на его плечо. Интересно, подумала Кристина, такое вообще раньше случалось: чтобы у Сумеречного охотника родителем был колдун?

пропел Магнус. Кристина удивленно на него посмотрела. У него оказался неплохой голос, хотя мелодию она не узнавала. Солнце мое, солнышко, согрей меня немножко: на луну и на рассвет, и на много-много лет.

– Магнус, ты в порядке? – спросил Алек.

– В порядке, и Ливви тоже. Выздоравливает. К завтрашнему дню должна встать на ноги. – Магнус размял плечи и потянулся.

– Ливви? – Кристина встревоженно выпрямилась. – Что случилось с Ливви?

Алек и Магнус переглянулись.

– Ты ей не сказал? – процедил Магнус.

– Не хотел расстраивать детей, – возразил Алек, – и подумал, что ты лучше сможешь ее успокоить…

Кристина, дрожа, поднялась на ноги.

– Ливви пострадала? Марк знает?

И Магнус, и Алек заверили ее, что Ливви в порядке и что да, Марк знает, но она уже была в дверях.

Кристина помчалась по коридору к комнате Марка. Запястье болело, его словно сжимали тисками – она не обращала на это внимания, но сейчас, когда Кристина разволновалась, боль вспыхнула с новой силой. Была ли то боль Марка, которая передавалась ей через связь между ними, так же, как парабатаи иногда чувствуют страдания друг друга? Или связующее заклятье становилось сильнее?