А потом эта вечеринка в честь Анджелы… вспоминая ее теперь, она осознала, насколько изменилась ее кузина. В то время она была худенькая, как щепка, бледная, с накрашенными ресницами и ярко-алыми губами; на поздравления она отвечала очень холодно, почти не улыбалась и не разговаривала. Теперь же она в целом обрела плоть: стала округлой, смягчилась, в ней появились искренность и непосредственность. Наверное, счастливый брак все-таки существует в природе, думала Луиза. Конечно, а как же иначе: это она все испортила в своем.

Она приближалась к тому углу, на котором всегда стоял неизвестный продавец с лотком черепашек. Майклу она пообещала, что больше не купит ни одной, так как он уверял, что тогда они не поместятся в коробку из-под одежды, в которой им предстояло путешествовать. Поскольку с самого начала он не возражал против ее затеи, ей казалось, что она обязана следовать установленным им правилам. В конце концов, даже если она купит, допустим, еще три, уже завтра в лотке их появится не меньше дюжины. Поэтому она на всякий случай перешла на сторону улицы, противоположную от торговца черепахами.

Майкл уже вернулся в их номер.

– Где ты пропадала?

– Встречалась с Анджелой, моей кузиной. И обедала с ней.

– Но уже почти пять часов!

– Обратно я шла пешком. Довольно далеко. А в чем дело? Нам ведь выходить только в восемь.

– Ну, вообще-то да. Мы выпьем вместе с Мейми и Артуром Кестерменом – ты их знаешь, мы познакомились у Эмизов. – Она не помнила, но говорить об этом не имело смысла. – Так что лучше тебе начать одеваться, дорогая. Ах, черт! Перед ужином еще придут фотографировать нас. Придется принять фотографа здесь заранее или встретиться с ним у Кестерменов.

– Зачем нас фотографировать?

– М-м, ну… – замялся он, завязывая галстук-бабочку, – это потому, что мы ужасно знамениты.

– Ты – да. А я нет.

– И ты, потому что ты моя жена. – Он поймал ее взгляд в зеркале на туалетном столике. – По крайней мере, мне хотелось бы, чтобы ты была моей женой в большей степени, чем ты, кажется, готова. Ты уже приняла решение на этот счет?

– На какой? – глупо переспросила она.

– Согласна ли ты снова спать со мной, дорогая. Тяжко, знаешь ли, жить бок о бок, слушать, как все восхищаются твоей женой, а ей до тебя и дела нет.

– Да, наверное… извини. – Раздеваясь под этот разговор, она чувствовала себя неуверенно и хмурилась. – Я, пожалуй, приму ванну.

– Тебе не хватит времени. Мы должны быть на месте через три четверти часа, а ты ведь знаешь, какая морока с этими черепахами.

И она передумала. Переоделась в платье по его выбору: он умел выбирать одежду, подходящую к случаю, которые всегда казались ей одинаковыми, хоть он и уверял, что они изобилуют еле уловимыми нюансами.

Вечер выдался длинным, к концу его она была слегка навеселе. Засидевшись с напитками перед ужином и не в силах придумать что-нибудь новенькое в ответ на вопросы, которые последние три недели ей задавали постоянно – «как вам Нью-Йорк?», «каково это – быть замужем за таким знаменитым и обаятельным человеком?», «сколько у вас детей?», а затем непременное «вы, должно быть, так по нему соскучились!» – она выпила больше, чем следовало, а когда подали еду, у нее пропал аппетит.

Майкл тоже перепил. В отель они вернулись во втором часу ночи, и пока раздевались, он предупредил:

– Не трудись надевать ночную рубашку, я намерен заняться с тобой любовью.

«Да не возражаю я, – думала она, когда все кончилось и он отвернулся от нее, чтобы уснуть. – Я не чувствую даже неприязни. Просто не чувствую ничего. И это наверняка шаг в правильном направлении. Как бы там ни было – плевать».

На корабле по пути в Англию это повторилось еще несколько раз – с тем же результатом.

В Саутгемптоне их встретила Зи вместе с Себастьяном и няней. В Лондон Майкла и саму Зи отвез ее шофер, а Луиза, няня и Себастьян добрались поездом.

– Ты не возражаешь, дорогая? – спросил Майкл. – Просто мама так давно не видела меня, что хочет, чтобы я ненадолго был всецело предоставлен ей.

Она не возражала.

Вернулась ее прежняя жизнь на Эдвардс-сквер. Стелла была еще за границей, Полли выходила замуж, миссис Олсоп предупредила, что уходит, на следующее утро после приезда. «Кое-кто в этом доме, мадам, видимо, считает, что у них все должны быть на побегушках», – и поскольку в доме она оставалась только с няней и Себастьяном, было ясно, кого она имеет в виду. После того как миссис Олсоп покинула спальню – вид которой свидетельствовал о муках распаковки – явно разочарованная, что ее бомба, разорвавшись, не произвела желаемого эффекта, Луиза все утро распределяла подарки, купленные в Нью-Йорке. Когда Майкл в обед позвонил и предупредил, что вечер проведет вне дома, она решила отвезти подарки для Полли и Клэри на Бландфорд-стрит.

Как ни странно, дверь ей открыл Невилл. На нем была пижамная куртка, половина лица облеплена пеной для бритья.

– А, привет, Луиза. Полли висит на телефоне, как обычно, потому попросила меня открыть. Я здесь на каникулах, – продолжал он, пока они поднимались по лестнице. Теперь он возвышался над ней как башня, должно быть, росту в нем набиралось уже больше шести футов, но в остальном выглядел прежним лопоухим Невиллом с вихрастой макушкой.

– Ты говори, а я пока добреюсь, – предложил он, когда они дошли до двери верхней ванной. – Только сидеть тебе придется на ступеньках. Полл терпеть не может, когда ей мешают болтать с ее лордом.

– А почему ты бреешься сейчас, вечером?

– Скоро убегаю на работу. Вообще-то мне все равно, когда бриться. Ясно уже, что эта скучища на всю жизнь. Я думал отпустить бороду, но в Стоу их не приветствуют – разве что у преподавателей рисования.

Почти сразу после этого он порезался.

– Когда такое случается каждый день, лицо становится как железнодорожная развязка, – пожаловался он.

– Что за работа?

– Мою посуду в «Савое». Нудно и муторно, зато кормят даром и платят наличными. А я коплю, чтобы съездить в Грецию, Турцию и так далее.

– Один поедешь? – Ее восхитил этот авантюризм.

– С двумя друзьями, Квентином и Алексом. Отец Квентина служил в посольстве в Афинах, так что он здорово шпарит по-гречески. Мы покупаем «Олдсмобил» у одного типа из Блетчли. Довольно старый, но хозяин говорит, что машины лучше этой через его гараж еще не проходило. Хочет за него всего девяносто восемь фунтов. Вот я и вожусь с посудой. – Он ополоснул лицо и вытер его посудным полотенцем. – А как тебе, что Полли выходит за лорда? – спросил он.

– Я с ним не знакома. Тебе он нравится?

Он пожал плечами.

– Вроде бы ничего. Полли, конечно, считает, что он прямо суперчудо. Но ведь до свадьбы все так думают, да? И не замечают, что на самом деле они такие же, как все. Я вряд ли женюсь. Будь я Полли – тогда да, потому что хотел бы попасть на коронацию. Но она, наверное, к коронации уже состарится, и ей будет неинтересно. Да и не попадается никто, на ком я мог бы жениться и получить entrée[14].