– Да. Там, в Шамплейн, все еще Самайн, – кивнула Ворожея, ткнув пальцем вверх, на светлеющий небосвод. – Утро тридцать первого октября. Начало дня, когда истекает срок твоего договора с братом. Все еще можно исправить. Коул ушел меньше часа назад. Если ты немедленно последуешь за ним, у него есть шанс победить Джулиана.

Я содрогнулась от этих слов, и мой взгляд прилип к половинчатой метке атташе. «Чтобы Коул проиграл Джулиану?! Ха, да его тренировала сама Рашель!» – хотелось рассмеяться мне, но этот смех застрял где-то в горле, соленый и горький. Ведь метка доказывала иное: Джулиан способен победить Коула и сделает это, если я его не спасу.

– Подожди… Только Джулиан? – вдруг поняла я, когда Ворожея уже двинулась смутно знакомой мне тропой обратно в деревню. Жухлые листья хрустели под ногами, когда я, подхватив с земли скрипку, нагоняла ее. – А как же Ферн? Она с ним?

– Насколько я поняла, нет. Джулиан явился один.

«Нечего забивать этими мыслями твою хорошенькую головку, сестренка. Ферн обязательно поплатится, но позже». Неужели месть свершилась?

– Чтоб тебя, Джулиан! – прорычала я, вцепившись пальцами в гриф скрипки под мышкой. Ведь чтобы провести озаривший меня ритуал, Джулиан и Ферн должны были прийти вместе. Но…

«Все будет так, как должно быть. Успокойся».

Я обернулась, но то был просто ветер, свистящий в ушах. Проведя месяц в башне, я разучилась отличать, где заканчиваются мои мысли, а где начинаются голоса духов. Или это всегда было одним и тем же?

– Ты не первая, кто продержался в башне так долго, – вдруг сказала Ворожея, осмотрев меня с головы до ног с плохо скрываемым желанием вручить кусок мыла с мочалкой и накормить. – Но первая, кто сохранил рассудок после такого длительного единения с ней.

– Я не была бы так уверена насчет рассудка, – нервно хихикнула я, продолжая оглядываться назад. Там, пронзая небо, мне вслед смотрела башня, построенная из красно-серого камня и страданий.

Ворожея понимающе улыбнулась, поправляя на моих плечах съехавшую накидку.

– Никто не возвращается из башни прежним – это так. Но и Шайя была права: таков твой путь. Башня больше не стонет… Она тиха, как младенец, который наконец-то уснул после ночи изнурительных колик. Ты сильная ведьма, Одри, и милосердная Верховная. Ты знаешь, что делать.

Копалась ли Ворожея в моих мыслях, пока мы шли по вытоптанной дороге, поросшей лишайником, или же видела мое будущее – это было неважно. Главное, что я и сама знала это.

– Да, и сделаю, – кивнула я сосредоточенно, глядя на приближающиеся очертания домов, словно подбоченившихся от холода и наряженных в гирлянды из ротанга. На крыльцах сидели сонные жители деревни, измотанные веселым празднеством, которое продлится еще неделю согласно традициям.

Разделив их веселье против собственной воли, на ступеньках одной из хижин восседала Морган. Я узнала ее полосатую рубашку с ажурным воротничком и отросшее пшеничное каре. Подперев рукой подбородок, она со скучающим видом играла с Гён в шашки. На голове той красовалась моя красная бейсболка, правда, заметно поистрепавшаяся. На смуглом лице выделялся боевой раскрас (хотелось бы верить, что из малины, а не из крови). Гён самозабвенно лепетала о молоденьком охотнике, которому стала подбрасывать кроличьи шкурки в постель в знак внимания, а Морган вяло кивала головой, совсем ее не слушая.

– Это все бессмысленно! – вскипела Морган в какой-то момент, раздраженно переворачивая несколько деревянных фигур на доске.

– Почему? – растерянно заморгала Гён. – У тебя ведь еще осталось пять белых шашок. Если поставить вот сюда…

– Да я не об этом! Диего сказал ждать Одри, но он ведь в курсе, что ее может не быть еще очень долго. И что мне теперь, до конца сражения здесь сидеть?! Сдал меня в Завтра, как ребенка в ясли! К Баалу его и этих лис с утками!

– Игра вообще-то называется «Лиса и гуси», – насупилась Гён, обнажив острые зубки, но Морган уже подорвалась с места.

– Я сейчас же иду в ту башню и… Одри?!

Лицо ее вытянулось и просветлело. Гён возмущенно ахнула, ловя шашки, поднявшиеся в воздух сами собой.

– Ты только что пришла к самому важному открытию в жизни каждой женщины, – ухмыльнулась я, подходя ближе. – Слушай мужчин, но всегда поступай по-своему.

Морган напрыгнула на меня, отчего накидка Ворожеи соскользнула и расстелилась на траве одеялом. Впрочем, в ней больше не было нужды: Морган источала жар похлеще каменной печки, такой же плотный, как и ее ведьмовская сила, тянущаяся за ней шлейфом.

– Боже милостивый, ты жива! Мы так тебя ждали! О нет… Коул…

Я приложила указательный палец к губам Морган, не давая ей разогнаться, и шумно выдохнула. Да уж, это будет очень сложный день.

– Нам нужно в Шамплейн. Ты готова?

Морган растерянно заморгала, взирая на меня снизу вверх, еще более маленькая и тоненькая, чем я была в ее возрасте. Джинсы-клеш, лаковые сапожки по щиколотку, забранные гребнем прядки волос. Из макияжа – только румяна и вишневый блеск для губ. Она выросла, как физически, почти утратив подростковую бесформенность, так и морально: ее по-взрослому осмысленный взгляд ответил мне воинственной решимостью. Лишь тонкие светлые брови, почти сливающиеся с молочной веснушчатой кожей, непроизвольно поползли вверх.

– Ты… правда возьмешь меня с собой?

– Разумеется! Что за вопрос? Если сама хочешь, конечно. Ты ведь не приносила мне ковенант и не обязана участвовать в этом…

– Шамплейн – мой дом, – сказала она без тени сомнения. – И я буду защищать его.

– Тогда кто я такая, чтобы тебе мешать? – улыбнулась я, чувствуя, как мороз кусает щеки, залитые румянцем от гнева. Тот бурлил в груди, готовый излиться и на Джулиана, и на Ферн. – Ты мой друг, Морган, а друзья должны доверять друг другу. А еще ты ведьма – ведьмам никто не в праве говорить, что делать. Даже более того… Ты – моя царица.

Я впервые сказала это, а Морган впервые это услышала, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Зато сморщился нос: ей претило это обращение так же, как и ее собственная природа. Все это время она намеренно пыталась упростить ее, а потому отказывалась вспоминать то, что открыла для меня Нимуэ в своих видениях. Однако пришел и ее черед принимать себя настоящую.

«Всему свое время. Однажды магия пожнет то, что сама посеяла. Это будет очень урожайный год».

– А ты моя Верховная, – шепнула Морган и протянула мне раскрытую ладонь.

Дотронувшись до нее, я почувствовала мятный вихрь волшебства. Он привел в порядок не только мои мысли, но и одежду, избавив от неопрятных пятен и запаха смолистых костров, на которых меня сжигали. Я не поняла, чья магия это была – моя собственная или Морган, – но уже спустя мгновение мир вокруг закружился.

В Завтра телепортация работала лишь в одну сторону: можно выйти, но не войти. Я успела оглянуться на Ворожею и Гён, стоящих под тернистым можжевельником. Они помахали мне рукой: одна – благословляюще скрестив пальцы, другая – с шутливым оскалом в четыре ряда зубов.