«Стой, нам здесь направо!» – кричала Катрин, а Анри отвечал: «О – и правда!» – и тут же на всей скорости резко выворачивал руль, и они влетали в поворот. Он хохотал, а его кузина кричала. Порой она хохотала вместе с ним, а иногда они сильно ругались. Мишо заявляла, что больше никогда не сядет к нему в машину, но потом, конечно же, все равно садилась, а Анри продолжал свои трюки.

Катрин почему-то была уверена, что именно он сидел в машине Надин, – может быть, потому, что она в своем отчаянии так сильно хотела к нему, потому, что ей хотелось, чтобы это был он. Она поехала в квартал Колетт, добралась до дома Симонов и увидела там машину, стоящую посреди участка. Сама Мишо осталась за пределами ворот, не зная, как ей поступить дальше. Она была в полной растерянности от того, что здесь мог делать Анри. Да еще в такое время. Со своим бывшим соперником он теперь уже не мог говорить – тот был мертв. Была ли у него какая-то потребность в разговоре с женой соперника?

И пока она ждала у дороги и спрашивала себя, когда вый-дет Анри, перед ней вдруг появилась Надин – она бежала от дома вниз по склону, преследуемая мужчиной, у которого, по всей видимости, была повреждена нога. Еще не имея представления о ситуации, Катрин поняла, что жена Анри находится в большой опасности. Залитый светом сад был как ярко освещенная сцена, на которой она могла видеть происходящее во всех подробностях. Надин добралась до машины, запрыгнула в нее, но не завела мотор. А мужчина рванул заднюю дверцу, сунулся внутрь, открыл водительскую дверь и вновь вынырнул из автомобиля, потащив за собой Надин. Затем он начал избивать ее, с крайней жестокостью нанося ей один удар за другим. Когда она падала на землю, он вновь поднимал ее, ставил на ноги и с размаху бил кулаком в лицо. Один раз, второй, третий, четвертый… Надин больше не сопротивлялась и вообще не шевелилась. Катрин показалось, что она была без сознания.

Жена Анри всегда была тем человеком, которого Мишо ненавидела больше всего на свете. Не было на свете почти ничего плохого, чего она от всего сердца не пожелала бы этой женщине. А теперь, когда все уже было позади и Катрин сидела в своей квартире, безучастно слушая болтовню юной парочки, она спрашивала себя, был ли у нее в ту ночь соблазн оставить все идти своим ходом. Просто уехать и ничего не предпринимать. Пусть тот мужчина убил бы Надин. Пусть она умерла бы там в эту холодную, дождливую ночь. Кого это касалось? Едва ли Мишо хотелось отвечать на этот вопрос.

Тогда, ночью, ей потребовалось какое-то время, прежде чем она развернула машину и поехала вниз по спуску к главной дороге. Там остановилась и еще некоторое время продолжала сидеть без движения, уставившись в ночь. Проходили драгоценные минуты, которые, как ей теперь было известно, могли стоить жизни той женщине-немке. Но Катрин до сих пор не могла сказать, что с ней тогда происходило. Был ли у нее шок от того, что Стефан поймал ее в своем саду и от тех унизительных ругательств, которыми он ее осыпал? Или ей потребовалось время, чтобы вообще осознать то, что она увидела у дома Симонов?

Или она просто не хотела помочь Надин?

В полиции ее спрашивали, сразу ли она вызвала помощь.

– Я точно не знаю, – ответила Катрин. – Вначале я словно оцепенела. Наверняка прошло несколько минут… У меня едва укладывалось в голове то, что я увидела.

Никто не удивился, все посчитали это за нормальную реакцию. Во всяком случае, пока никто не мог ничего сказать о том, в котором часу Надин была избита: ни сама она, ни шокированная и сбитая с толку немка. А преступник вообще ничего не говорил.

Но Катрин знала, что с того момента, когда Надин сбили с ног, до приезда полиции прошло больше сорока пяти минут. Около четверти часа полицейским понадобилось на дорогу от Сен-Сира до дома Симонов. А перед этим где-то в темноте ночи потерялись еще полчаса…

В темноте ночи и в темноте воспоминаний.

Потому что Катрин действительно уже не знала, сколько времени медлила.

Она попросила полицейского, который вез ее теперь обратно из Тулона в Ла-Сьота, высадить ее на въезде в город, внизу на набережной. Несмотря на сильный дождь, ей хотелось пройти часть дороги пешком, чтобы поразмыслить. Но она так ничего и не вспомнила.

Конечно же, Катрин не сказала полиции всей правды о своем вечере в Ла-Кадьере. Она лишь сообщила, что скоро уедет отсюда и что в тот день, после обеда и вечером, просто разъезжала по окрестности, чтобы попрощаться.

– Я сидела в машине в Ла-Кадьере, – рассказала Мишо. – Я просто сидела в машине и прощалась с тем местом, которое всегда очень любила.

– Но ведь было совершенно темно, – удивленно заметил комиссар, – шел дождь и было холодно. А вы просто сидели в машине?

– Да.

Он не совсем ей поверил – Катрин это чувствовала. Но поскольку в данном случае это не имело особого значения, комиссар не стал развивать эту тему.

Сама же она подумала теперь, что ее длительное промедление, может быть, было связано с этим ужасным происшествием в Ла-Кадьере. Хотя там не произошло ничего особенного. Это было лишь вершиной в длинной цепочке унижений на протяжении всей ее жизни, которые она вынуждена была научиться терпеть. А после встречи со Стефаном Катрин и вовсе получила своего рода исцеление всех своих ран – увидела, как падает под ударами кулаков мужчины та женщина, на месте которой ей так хотелось быть, что она готова была все отдать ради этого. Увидела эту красивую, избалованную, всеми обожаемую Надин, лежащую под дождем, как выброшенный мешок с мусором.

Увидела, как Надин получила то, что заслуживала.

Маклер просунул голову в дверь.

– Им очень нравится, – прошептал он, – и если мы еще немного уступим в цене…

– Хорошо, – кивнула Катрин. Ее это вполне устраивало, лишь бы скорее завершить это дело.

Парочка тоже вошла в комнату, где она сидела. Даже в узких, с множеством углов, помещениях они передвигались только взявшись за руки.

– Я считаю, что мы сможем очень уютно обустроиться здесь, – сказала девушка; своим сияющим взглядом она постоянно искала взгляд своего друга. – Видите ли, мы получили в наследство немного денег… И хотели бы вложить их в собственное гнездышко.

От влюбленности этих двоих и от сияния их глаз квартира стала казаться более светлой и приветливой.

«Может быть, она и не была такой отвратительной, как мне казалось, – подумала Мишо, – может быть, в этих стенах просто застоялось слишком много одиночества и тоски».

– По поводу цены… – начал юноша.

– Мы наверняка сможем договориться, – заверила его Катрин.

Она знала одно: теперь, день спустя, она была рада, что Надин выживет. Рада, что в конце все же решилась и вызвала полицию. В первый раз с тех пор, как они познакомились, Катрин подумала о жене своего кузена не с ненавистью, а с чувством удовлетворения. Она почувствовала себя так, словно все случившееся вернуло ей долю свободы, которой у нее не было в течение многих лет.