Вслед за этим полковник В. А. Васильев сделал следующее заявление: «Руцкой, Александр Владимирович, обращается командир бригады Софринской Васильев. Бригада перешла на сторону Белого Дома»[1770].

Таким образом, официальная версия о том, что софринцы перешли на сторону «Белого дома» после того, как оттуда по ним оттуда был открыт огонь, не соответствует действительности. Сначала В. А. Васильев повел софринцев к Дому Советов, и только после этого свои открыли по ним огонь в спину.

Получается, что В. А. Васильев не пожелал воевать в парламентом и вместе со своими солдатами решил перейти под его знамена. Но такое объяснение противоречит фактам.

Во-первых, В. А. Васильев привел к «Белому дому» не всю свою бригаду, как было заявлено им в эфире, и даже не две имевшиеся у него роты, а только 150 бойцов. Во-вторых, этих 150 бойцов В. А. Васильев вскоре увел с собою на улицу Подбельского, где находилось место временного расположения солдат его бригады[1771]. В-третьих, он обещал вооружить своих подчиненных и вернуться к «Белому дому», однако своего обещания не выполнил[1772].

Следовательно, переходить на сторону парламента он не собирался. И когда появился на улице Подбельского, его не только не арестовали, не только не отстранили от должности, но и дали другое не менее важное задание.

Это наводит на мысль, что перед нами инсценировка перехода на сторону парламента целой воинской части, о чем уже через несколько минут средства массовой информации раструбили на весь мир.

Между тем, если верить А. Черкасову, сразу же после перехода софринцев на сторону парламента «заместитель командующего внутренними войсками МВД Павел Васильевич Голубец (позывной «Утес»), бывший в зоне Белого Дома старшим офицером, связался со своим главкомом А. С. Куликовым (позывной «Пион») и обратился к нему со следующими словами:

– «Пион, Пион. Я – Утёс, я – Утёс. В гостинице никого не осталось. Софринцы перешли на сторону Белого дома. Был открыт со стороны защитников Белого дома огонь, открыта стрельба. Наши безоружные все. Спецназ только прибыл, и я принял решение вывести людей из зоны огня»[1773].

Это означает, что около 16.00 гостиница «Мир» была оставлена без всякого боя.

Между тем, как мы знаем, в гостинице «располагался оперативный штаб внутренних войск МВД по борьбе с парламентом (оперативная группа ГУК ВВ МВД, созданная по решению КВВ МВД)»[1774].

«…Тут, – пишет Р. С. Мухамадиев, – внимание наше отвлекло другое событие. С верхнего этажа здания мэрии, расположенного напротив, стали стрелять сразу из десятков стволов, на площади началась паника».

«Для чего нужна была эта стрельба?» – спросил Агафонов. Ответил… телохранитель: «Чтобы вызвать ответную реакцию. Это провокация»[1775]. Видимо, в это время М. М. Мусин и услышал часть разговора между В. А. Ачаловым и А. В. Руцким, из которого явствовало, что именно так оценивал сложившуюся ситуацию и министр обороны[1776].

Однако А. В. Руцкой был непреклонен. Сразу же после своего выступления на митинге он стал отдавать конкретные приказы. Есть основания предполагать, что первый из них был отдан В. А. Ачалову. Когда он вернулся к себе в кабинет, к нему явился Ю. В. Колосков, чтобы доложить об открытии медсанчасти Верховного Совета, куда стали приносить раненных. Обратите внимания: медсанчасть была открыта как раз к тому времни, когда у «Белого дома» начали стрелять. Министр обороны встретил Ю. В. Колоскова хмуро. Никак не отреагировав на доклад, он тут же вызвал группу баркашовцев и приказал генералу вместе с ними взять мэрию[1777].

Примерно в то же самое время такой же приказ от А. В. Руцкого получил А. М. Макашов. По свидетельству А. В. Федорова, после выступления на митинге, и.о. президента подозвал к себе Альберта Михайловича и сказал: «Нужно срочно набрать добровольцев и сначала ликвидировать опасность со стороны мэрии и “Мира”», а «потом ехать в “Останкино” с целью получить эфир»[1778].

«3 октября, – вспоминает А. М. Макашов, – когда толпа от Смоленской площади, сметая все, скатилась к Верховному Совету и мэрии, Руцкой приказал строить «полк» защитников. Нашли меня. Руцкой в своем стиле отдал мне приказ: «Надо развивать успех! Взять мэрию, Кремль, Останкино. Вперед, генерал!..». Я знал соотношение сил и средств, количество оружия. Со злостью ответил: «Вы что, все охренели?!» (Немного покруче, конечно). «Это приказ, генерал!». И матерясь, прыгая по железкам баррикад, с громкоговорителем я помчался вперед» – на штурм мэрии[1779].

Мы не знаем, был ли поставлен в известность о поступившем с Октябрьской площади предупреждении Р. И. Хасбулатов. Однако Александр Владимирович знал о нем. Значит, знал, что добровольцев, которых мог повести за собою на Кремль А. М. Макашов, там уже ждал вооруженный до зубов Кремлевский полк. Но если бы даже не знал, что могли сделать там несколько сот почти невооруженных защитников парламента?

Можно, конечно, допустить, что, отдавая такой приказ, А. В. Руцкой руководствовался какой-то информацией, которая давала ему надежду на успех. Так, например, 29 сентября «под утро» он принял офицера – танкиста, сообщившего ему, что 3 октября на защиту парламента придет целая танковая армия, причем первый танковый полк будет у стен «Белого дома» уже в 17.00, а к 23.00 подойдут остальные части[1780].

Это же обещание было продублировано в ночь с 1 на 2 октября, когда А. В. Руцкой принял неизвестного пока нам офицера Службы внешней разведки. По дороге в «Белый дом» он сказал сопровождавшему его Евгению Александровичу Козлову: «Держитесь, завтра к вам придут танки»[1781].