товарищей из ГПУ, гражданин заговорщик. Ибо, перебравшись в Ульяновск после разоблачения в родном городе, Вы принялись за старое — за создание подпольной антисоветской организации. После этого, перешли к открытой террористической деятельности против представителей Советской власти — зверски убив Председателя Ульяновского волисполкома ВКП(б).

Захлопнув папочку, спрашиваю:

— Что на это скажите?

Спустя минуту, тот — прямо как в одном голливудском боевичке (не помню названия), пытается наглеть:

— Какие будут ваши доказательства?

Стараясь от показного удивления, поширше раскрыть свои очи:

— «Доказательства»? А какие доказательства Вы предъявляли командирам «Вагнера» Васильцеву и Купцову — которых уж неделя как, как мурыжите в подвале? По каким доказательствам ваши «заплечных дел мастера» угробили двух молодых комсомольцев из Нижнего Новгорода?

Тот:

— Доносы… Заявления граждан. А этих двоих задержали на месте преступления…

— «Заявления граждан»⁈ Так держите ответку!

Достаю из папки кучу от руки исписанных листов и бросаю на стол перед ним:

— Здесь, даже показания двух ваших «дуболомов» имеются — узнаёте почерк…?

Тот, только глянув на каракули одного из своих следователей-садистов, хватается за голову.

А я продолжаю:

— «На месте преступления»⁈

Достаю из сейфа пачку бумаг (списки членов организации, инструкции на «ненанашим» языке, антисоветская литература и прочее тому подобное) и тычу ею ему в лицо:

— Всё это нашли при обыске в сейфе, ключи от которого имеются только у Вас…! Понятые Вам нужны? Вот Вам подписи понятых! Протокол обыска? Вот Вам протокол обыска!

Гражданин начальник, даже не читая — хватается за сердце и, обмякнув — пытается лишиться чувств. Однако, звонкая пощёчина от Фрица, возвращает его к суровой реальности сего говённого бытия.

— … Так что, перед известными компетентными органами Нижегородской губернии стоит лишь один вопрос — расстрелять Вас здесь, или предоставить это «удовольствие» чекистам Ейска.

Как бы раздумывая, несколько философски-спокойно:

— Как по мне — я бы экстрагировал Вас на вашу малую Родину. Но товарищ Жданов, узнав, что после убийства Анисимова ваша организация — планировала покушение на него, думает несколько иначе.

Остолбенел, остекленевшими глазами уставившись в одну точку…

* * *

После довольно затянувшейся паузы, с некоторым оттенком сочувствия, спрашиваю:

— Курите?

— Курю…

— Тогда закуривайте: как знать — когда ещё доведётся.

Когда тот крупными затяжками закурил, как будто перед смертью, обращаюсь к единственному понимающему по-русски немцу:

— Фриц! Выйди, тоже покури и дверь за собой хорошенько запри.

— Яволь, Шеф!

Когда тот скрылся из зоны доступа, доверительно обращаюсь к хозяину кабинета:

— Эти двое по-нашему — «нихт бельмес», разумеешь?

— Эээ… Да! Нет… Я не понимаю.

Перехожу на шёпот:

— Закон такой недавно вышел — «О сделке с правосудием» называется, слышал?

Изо всех сил морщит лоб, но мотает головой:

— Нет, не слышал.

— Правильно — тебе некогда было изучением выходящих законов заниматься. Ты со своими держимордами — беззаконие в подвале чинил! За что парнишек ухайдакали, сволочи?

Тот, прижав руку к груди, горячечно залепетал:

— Я не хотел! Это они… И Анисимова… Этот, ваш подстрекал!

— Федька-ассенизатор?

— Да, он!

Понимающе кивнул головой:

— Понимаю: гиперактивность тупых исполнителей — неправильно тебя понявших. Но, сейчас речь не об этом…

Достаю из папки листочек с печатью:

— Возьми, ознакомься с законом.

Пока тот, обдирая глаза об параграфы — пытается включить «соображай», я ему разжевываю и вкладываю в уши:

— Ты чистосердечно каешься, сдаёшь всю контрреволюционную организацию в целом и каждого её члена в частности, даёшь показания на её идейного вдохновителя и указываешь источники финансирования. А правосудие за это, распространяет на тебя «Закон о защите свидетеля»… Про такой закон, тоже ни разу не слышал?

— Нет.

Подсовываю другую «гербовую» бумагу:

— … Получаешь новые документы на другое имя, чистую биографию, немного «подъёмных» и сваливаешь куда подальше…

Последние сомнения я развеиваю «свёрточком» от Погребинского, полученным в Москве:

— … Здесь всё вышеперечисленное. Лично я рекомендую Ташкент — там сытно, тепло и, мухи цеце не кусают. Там тебя никто не знает и не достанет. Как устроишься, а здесь всё устаканится — вызовешь семью.

Единственное, что в этом уроде осталось человеческого — это отличный семьянин, примерный муж и любящий отец двоих детей. Его супруга вот-вот должна родить третьего: видать, этим можно объяснить — но не оправдать захват дома Отца Фёдора.

Решил свить уютное семейное гнёздышко!

Но не мной было сказано: не строй себе счастье на несчастье других…

— Так, что?

Тот, почти радостно:

— А кто «идейный вдохновитель»?

— Погребинский. Он же — «источник финансирования»: обкладывает данью частников и кооператоров, создал банду грабящую государственные склады и, на приобретённые таким образом средства — ведёт активную антисоветскую деятельность, готовясь свергнуть народную власть. Так, что?

Практически не раздумывая больше:

— Я согласен! Дайте мне…

Даю ему чернильницу с ручкой, несколько чистых листков и один уже заполненный:

— Здесь всё готово. Осталось переписать, поставить дату — сегодня двадцать седьмое октября и расписаться.

* * *

Когда работа была окончена и уже бывший Начальник Ульяновского отдела НКВД, изнеможенно откинулся на спинку стула, прямо рукавом гимнастёрки вытирая пот со лба, я внимательно перечитал его «чистосердечное» признание и удовлетворённо кивнув, громко крикнул:

— Фриц, заходи!

— Да, да…?

— Делайте, как условились.

С готовностью:

— Яволь, герр Шеф!

Немец мгновенно накинул удавку на шею и слегка придушил болезного, пока «ассистенты» удерживали того от излишне резких движений. Я же в это время заскочил на стол, снял лампу и взамен накинул на массивный кованный крюк тонкую — но прочную пеньковую верёвку, предварительно щедро натёртую простым совдеповским хозяйственным мылом.

— Давайте его сюда, камрады! Шнель, шнель!

Буквально пара секунд и, хрипящий «Гражданин начальник» — оказался «танцующим» на цыпочках на собственном столе, судорожно пытающимся руками разорвать душившую его петлю. Из выпученных по-жабьи глаз на багрово-синюшнем лице — катились крупные, как у плачущей лошади слёзы, а из штабных галифе…

— ФУ!!! Это что надо жрать и сколько, чтоб так предсмертно вонять⁈

Фриц, озадаченно посмотрев на это:

— Das Dingsbums… Это надолго, Шеф!

Я, брезгливо морща нос, согласился:

— Да, нехорошо получилось…

Длину верёвки неправильно рассчитали, так нас всех и перетак.

— … Дык, ладно я, ну а вы то куда смотрели? Мне порекомендовали вас троих, как опытных в подобных делах.

— Нам не приходилось делать этого раньше, Шеф.

— Эх…

Привыкли поди — взрывать, стрелять, да резать во время Великой войны. Эх,