вмещавшие около 8 мингелов (16 пинт) каждый, и с ними отправились обратно к нашим в море. Вернувшись к шкоуту, мы пошли дальше под парусом при ветре SO, при плохой погоде с моросящим дождем, так что полностью промокли, так как наши лодки были совершенно открытые и не имели никаких навесов. Мы плыли на W и WtS до самого Ледяного мыса. Около Ледяного мыса, когда лодки подошли близко друг к другу, шкипер крикнул, обращаясь к Виллему Баренцу, как, мол, его здоровье. На это Виллем Баренц ответил: «Всё хорошо, дружище, я надеюсь еще встать на ноги, прежде чем мы подойдем к Вардхаусу», – и тут же обратился ко мне и сказал: «Геррит, когда мы будем около Ледяного мыса, приподними меня, я хочу еще раз посмотреть на этот мыс». От Оранских островов до Ледяного мыса мы прошли под парусом приблизительно 5 миль, и когда ветер переменился на западный, мы закрепили лодки у больших льдин и немного поели. Погода становилась всё хуже, моросило всё сильнее, мы снова были окружены льдом, так что пришлось здесь остаться.

17 июня утром, когда мы кончили завтракать, лед снова стал двигаться на нас с такой силой, что у нас волосы встали дыбом, такое это было страшное зрелище. Мы думали, что нам уже не спасти наши шкоут и бок, и полагали, что это уже и есть наше последнее плавание. Дрейфующий лед стремительно тащил нас вместе с собой, нас так крепко сдавливало льдинами, что казалось, будто шкоут и бок вот-вот разлетятся на сто частей; мы беспомощно смотрели друг на друга, не зная, что делать, и каждый миг видели перед собой смерть. Наконец, среди всеобщей растерянности и отчаяния кто-то сказал, что если закрепить трос или канат на неподвижном береговом льду, то по этому канату можно будет подтянуть лодки и вырваться из дрейфующих льдин.

Совет был, конечно, хороший, но сопряженный с такой большой опасностью, что мог стоить жизни тому, кто бы взялся его исполнить. Если же ничего не делать, то было ясно как день, что всем нам придет конец. Иными словами, совет был хорош, но никто не решался повесить колокольчик коту на шею, боясь быть съеденным. Тем не менее что-то надо было предпринять, и большее перевешивало меньшее. В этой крайней опасности, полагая, что утонувшим теленком не грех и рискнуть, я, как самый легкий из всех, взялся снести канат на припай. Перебираясь с одной дрейфующей льдины на другую, я с Божьей помощью добрался до неподвижного льда и прикрепил канат к высокому торосу. Тогда те, кто остался на лодках, подтянулись по канату к берегу, и таким образом один человек сумел совершить больше, чем до того могли все вместе. Причалив к припаю, мы поспешно перенесли на него больных, подстелив предварительно одеяла и другие вещи, на которых они могли лежать, а затем полностью разгрузили шкоут и бок и вытащили их на лед. Так мы спаслись тогда от большой опасности и считали себя вырванными из пасти смерти, и это было правдой.[115][116]

18 июня мы починили наши лодки, сильно пострадавшие от напиравшего льда; в том числе пришлось законопатить все швы и кое-где укрепить их, наложив дополнительные дощечки, что мы сделали с Божьей помощью, так как Господь послал нам дрова и мы смогли растопить смолу и приготовить всё, что требовалось. Затем несколько человек отправились на берег поискать яиц, которых очень хотелось больным, но яиц не нашли, зато принесли четырех птиц, пойманных с риском для жизни между льдом и берегом, где лед у нас под ногами то и дело ломался, так что мы подверглись немалой опасности.

19 июня погода была неплохая; ветер NW, а с полудня W и WSW. Мы оставались окружены льдом, совсем не видели открытой воды и потому думали, что это наше последнее плавание и нам отсюда никогда не выбраться. Но мы всё-таки утешали себя тем, что Господь Бог нас уже столько раз спасал в самый неожиданный момент, и что десница его не стала короче, и что он сможет помочь нам, если ему будет угодно, и на это мы полагались и старались вселить друг в друга бодрость.

20 июня погода была неплохая, ветер W. Около того времени, когда солнце было на SO, Клаасу Андрису стало очень плохо, и было ясно, что он уже долго не протянет. Старший боцман пришел к нам в бот и рассказал, в каком положении находится Клаас Андрис и что он проживет недолго. Тогда Виллем Баренц произнес: «Мне кажется, что и я протяну недолго». Мы не предполагали, что болезнь Виллема Баренца настолько опасна, потому что мы тогда сидели и беседовали, и он читал мою карту, которую я начертил за время нашего путешествия, и мы обменивались мнениями о ней. Наконец он отложил карту и обратился ко мне: «Геррит, дай мне попить». Когда я это сделал и он попил, ему стало так худо, что у него закатились глаза, и он умер столь неожиданно быстро, что у нас даже не было времени позвать со шкоута шкипера. Виллем Баренц умер раньше, чем Клаас Андрис, который тоже вскоре за ним последовал. Смерть Виллема Баренца причинила нам немалое горе, ведь он был наш главный вожатый и единственный штурман, на которого мы полностью полагались. Но против воли Божией мы ничего не могли поделать, так что пришлось смириться.

21 июня лед начало относить, и Бог послал нам очистившуюся ото льда воду при ветре SSW, а когда солнце было на NW, довольно сильно задуло с SO, и мы начали готовиться к отплытию.

22 июня утром, при довольно сильном ветре с SO, море в большой мере очистилось, но нам пришлось с большим трудом и тратя много сил перетаскивать лодки по льду. Сперва лодки с лежавшим в них грузом надо было перетащить через льдину на расстояние приблизительно в 50 шагов, спустить в воду, а затем втащить их на другую льдину и опять волочить по ней почти на 300 шагов. Только после этого мы добрались до открытой воды, где и смогли поставить паруса [Де Вейр 2011, 132–137].

Наблюдения эффекта Новой Земли

[НАЧАЛО ПОЛЯРНОЙ НОЧИ]

3 ноября ветер дул NW, погода была тихая, солнце взошло на StO (даже несколько южнее) и зашло на StW (тоже немного южнее); над горизонтом недолго была видна только верхняя его часть, хотя место,