Я понимала, что иду знакомиться с вдовой великого поэта, героически сохранившей его стихи и передавшей эти стихи на Запад. До нас уже дошел сложными путями из Америки первый том собрания сочинений Осипа Мандельштама, изданный в Вашингтоне, со вступительными статьями профессора Принстонского университета Кларенса Брауна по-английски, профессора Глеба Струве и Эммануила Райса по-русски.

Нас встретила на своей замечательной кухне не великая вдова, а живая, легкая в общении женщина, которая умеет расспрашивать и внимательно слушать, лукаво улыбаться и искренне смеяться.

Узнав, что я ученица Андрея Донатовича Синявского, что с ним и Марией Васильевной Розановой мы дружим с 1959 года, что я иногда остаюсь с маленьким Егором, их сыном, когда Марии Васильевне нужно отлучиться по делу, Надежда Яковлевна очень оживилась. Имена Синявского и Даниэля были в то время у всех на слуху (их судили и отправили в лагеря на семь и пять лет) и разделили интеллигенцию на тех, кто поддерживал Синявского и Даниэля, и тех, кто считал, что их поступок помешает нормализации советской жизни. И Надежда Яковлевна, и Вика Швейцер, и мы с Андреем были на стороне осужденных: писатель имеет право писать, как хочет, и издаваться, где хочет. Похоже, нас это сразу сблизило.

Мы стали регулярно бывать у Надежды Яковлевны. Для меня эти посещения продолжались до самого ее ухода и были наиболее интересными и значительными событиями моей жизни. Надежда Яковлевна дала нам с Андреем прочитать рукопись своей первой книги, что было знаком большого доверия с ее стороны. Книга Надежды Яковлевны нас поразила не только памятливостью, глубиной понимания и зоркостью очевидца тех страшных событий. Это была профессионально написанная, первоклассная, новая проза: не просто воспоминания, а удивительно точный рассказ о Поэте и Времени, в которое он жил, творил, любил, и о Власти, которая погубила его вместе с “миллионом убитых задешево”. Я спросила Надежду Яковлевну, догадывался ли Осип Эмильевич, что она талантливый писатель.

– Что вы, конечно, нет. При Оське я никогда бы не стала писать.

Однажды Надежда Яковлевна, только что прочитавшая “Котлован” Андрея Платонова, изданный в Штатах с послесловием Иосифа Бродского, сказала мне: “Это единственная гениальная книга, которую я прочла без Оси”. И дала прочитать мне эту книгу. Так что и с Платоновым я познакомилась и полюбила его с помощью Надежды Яковлевны.

2

С ней и на ее кухне всегда было необыкновенно интересно. Почти одной и той же компанией мы лет десять встречали у Надежды Яковлевны Новый год. Собирались на ее кухне часов в девять вечера, а уходили в половине второго ночи, пока еще можно было попасть в метро. В этой компании были Варя Шкловская, Коля Панченко, Никита Шкловский, Нина Бялосинская, Юра Фрейдин с женой Аленой, Наталья Ивановна Столярова, Наталья Владимировна Кинд, Лена Иванова, простите, если кого-то забыла упомянуть.

Я обычно заготавливала дома красивые открытки с наугад придуманными новогодними пожеланиями для всех. Никита Шкловский был этакий голубь: он выбирал закрытый конверт с пожеланиями и называл имя того, кому это предназначено. Пожелания читались вслух. Самое удивительное, что потом по жизни у всех всё сбывалось, говорил мне Никита. Однажды он вытащил для себя обещание скорой счастливой перемены в жизни – в том году он женился на Кате Лазаревой. Не иначе, как действовали волшебство Надежды Яковлевны и наша взаимная любовь друг к другу.

Все приносили с собой вкусную еду: Алена с Юрой (один раз были и Юрины родители) приходили обычно с салатами и пышными пирогами, Наталья Владимировна – с домашними эклерами, а я – с сибирскими пельменями моих родителей.

Узнав, что моя мама родилась в Горном Зерентуе, на Нерчинской каторге, а папа – в Чите, где в свое время Надежда Яковлевна преподавала, она сказала, что самые вкусные сибирские пельмени ела именно в Чите. И попросила, чтобы мои родители лепили пельмени и на ее долю. Но одна предновогодняя ночь выдалась теплой и с дождем, пельмени у меня растаяли и слиплись. Я готова была их выбросить от огорчения. “Варим, – сказала Надежда Яковлевна. – Вкус-то у них всё равно сибирский”.

Однажды, ближе к 12 часам, звонок в дверь, входит Дед Мороз: живой, настоящий, высокий, с белой бородой, в красном зипуне и красной островерхой шапке, палка в руках и еще большая кастрюля. Кланяется, ставит кастрюлю на табуретку, но молчит. Мы все оживились, Надежда Яковлевна больше всех, пытаемся догадаться, кто же это. Дед Мороз галантно угощает всех пирожными, но молчит. Надежда Яковлевна уже в полном нетерпении вскрикивает: “Кто это? Чужой нам не нужен!” Дед Мороз начинает, картавя, поздравлять всех с Новым годом, и тут первой Надежда Яковлевна восклицает: “Наташка, ты, что ли?!” Это и вправду была Наталья Владимировна Кинд, профессор-геолог, имевшая отношение к открытию якутских алмазов. Она жила на улице Дмитрия Ульянова, недалеко от Надежды Яковлевны, с которой дружила, и была очень веселой, остроумной женщиной. Все мы Наталью Владимировну обожали.

Был случай, когда мы с Ниной Бялосинской припозднились, Надежда Яковлевна нас не отпускала, мы опоздали в метро, никто мимо нас на машинах не проезжал, и мы шли новогодней ночью к Киевскому вокзалу, но радость всё равно оставалась с нами. До самой смерти Надежда Яковлевна, слава Богу, не встречала Новый год одна, как это было долгое время после ареста Осипа Эмильевича.

3

А как Надежда Яковлевна умела шутить! Остроумные анекдоты и чужие шутки ценила, была очаровательно ироничной, но могла смеяться и над собой и другим такое позволяла. Пришла студентка, хотела получить комментарий к “Стихам о неизвестном солдате”, – она будет писать курсовую работу. Надежда Яковлевна ее по-матерински пожалела: это такие страшные стихи, детка, не надо в столь юном возрасте углубляться в них, ужас еще может быть в жизни вашего поколения. После ухода студентки я говорю: “Надежда Яковлевна, вы сегодня были такой ласковой, даже нежной с этой незнакомой девочкой. А говорят, что у вас плохой характер”. – “Что, уже говорят? Вот видите, Наденька”, – пошутила Варя Шкловская. И Надежда Яковлевна от души рассмеялась.

У Надежды Яковлевны распухло и болело колено – артрит. Кого-то из позвонивших она попросила купить змеиный яд, но в дефиците была не только еда, даже змеиного яда в аптеках не оказалось. В это время у нее в гостях сидела Мария Васильевна Розанова, которая тоже за словом в карман не лезла. “Надежда Яковлевна, зачем вам змеиный яд? Вы поплюйте на колено, и всё пройдет”. – “Сейчас попробую”, – не моргнув глазом ответила Надежда Яковлевна.

У нее с Марией Васильевной были добрые отношения. Она очень сочувствовала Андрею Донатовичу, находящемуся в лагере, и чем могла, готова была помочь Марии Васильевне. Как-то пришла очередная иностранка, на шее у нее красовались бусы из крупных камней. Надежда Яковлевна тут же попросила снять эти бусы, чтобы отдать их Марии Васильевне, которая изготовлением ювелирных украшений зарабатывала в то время на жизнь.

Надежда Яковлевна обожала делать подарки. Гонорар, который ей присылали с Запада в твердой валюте, она получала чеками в “Березку” из расчета один доллар равен 64 копейкам. Надежда Яковлевна помнила свою нищенскую жизнь и потому всех знакомых, особенно молодых женщин, хотела порадовать тряпочками. И тут уж она гуляла! Когда я отказывалась брать чеки, она кричала: “Ишь какая гордая! Все берут, а она не хочет. Ты же нормальная баба, а потому бери чеки и марш в «Березку»”. Лицо ее в такие моменты светилось радостью. Многие из нас, друживших с Надеждой Яковлевной, потом еще долго щеголяли в красивых западных пальто, невероятно удобных и элегантных туфлях.