Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Один… два… три… четыре!
Морские пехотинцы других рот оглядывались на нас, понимая: произошел маленький бунт. Улыбался, смотрел в небо и, обхватив бедра руками, пытался перекричать всех.
В тот день командир роты вызвал меня к себе, в самодельный кабинет в старой казарме. Войдя, обнаружил его сидящим за столом, одетым в полное обмундирование вместо футболки и штанов, которые мы обычно носили в жару. Когда он не пригласил меня присесть на ящик из-под индивидуальных пайков, которыми был буквально завален пол, понял: у меня неприятности.
— Лейтенант, увольняю Уинна за нарушение субординации.
Хотел возразить, но он меня перебил.
— В Ар-Рифе оспаривал приказ на глазах у морских пехотинцев, — сказал он. И опять открыл было рот, но он уставился на свои бумаги на столе и громко произнес: — Уволен.
Моим первым порывом было сорвать с себя металлические лейтенантские нашивки, кинуть ему на стол и сказать, что тоже увольняюсь.
Но решил, что нам на время нужно спрятать гордость подальше и найти способ выпутаться из этого дерьма.
Вернувшись в гараж, предложил Уинну:
— Пойдем прогуляемся.
Мы вышли из лагеря. Без пулемета идти было легко, но с пистолетом не расставался.
— Командир роты хочет тебя уволить за неподчинение приказам.
Уинн переварил новость и сказал:
— Не подчинялся приказам только в случаях, когда они могли беспричинно убить моих людей. Я иду к полковнику.
— Нет. — Слово прозвучало резче, чем хотел. — Сам с этим разберусь.
— Сэр, — возмутился он, — такие парни, как он, начинают варить кашу, когда у самих рыльце в пушку. Иду к полковнику.
— Дело не в тебе, — сказал я, пытаясь надавить на его чувство долга. — Дело во взводе. Ты — связующее звено между ним и морскими пехотинцами. Послушай меня: все сам улажу. Знаю, звучит странно, но у меня сейчас больше огневой мощи.
Вернувшись в гараж, сел и попытался сообразить, что сказать командиру роты. Когда вернулся в кабинет командира, он выглядел усталым.
— Сэр, должен вас предупредить, если вы уволите Уинна, большая часть вашей роты восстанет против вас.
Он попросил меня присесть. Надо отдать ему должное, он в этот раз слушал мои объяснения. Сказал, что увольнение Уинна, несмотря на мои возражения, означает его недоверие к принимаемым мною решениям. Если дело в этом, то ему следует уволить вместе с Уинном меня. Замолчал, решая, произносить следующую фразу или нет. Он жестом попросил меня продолжать.
— Рота сделала свою работу, и ни один человек не погиб. Может, оставим все как есть?
Уинн сохранил свою работу.
В пятницу днем, в мае, собрал свой взвод в центре гаража. Всю предыдущую неделю работал над секретным проектом — отстаивал в дивизии разрешение на посещение старинного города Вавилона.
У нас был шанс вернуться домой с действительно стоящими воспоминаниями. Да и к тому же поездка в Вавилон даст нам возможность отдохнуть от орудийных прицелов.
Информируя морских пехотинцев о предстоящей поездке, допускал, что кому-то эта поездка может показаться дурацкой и рискованной. Отказаться мог любой. Но Вавилон выбрали все.
Старинный Вавилон был расположен в нескольких километрах за дворцом Саддама Хусейна. Веком раньше город был раскопан немецкими археологами, и все его сокровища были перевезены в Берлин. То, что осталось, должно было дорисовываться воображением. Саддам реконструировал Вавилон не в соответствии с археологическими свидетельствами, а руководствуясь лишь своими фантазиями.
Раз в год режим проводил в Вавилоне торжество, посвященное триумфу Ирака. Сам же Саддам играл в этом действе роль царя Навуходоносора.
Мы остановились у знаменитых ворот Иштар, синей арки, усыпанной выпуклыми рисунками львов, оленей и мифических существ. Помнил только вехи истории Вавилона — Хаммурапи, висячие сады Семирамиды, смерть Александра Македонского — и почувствовал облегчение, когда к нам подошел престарелый джентльмен. От первого же его предложения чуть не разразился хохотом. Престарелый джентльмен был археологом в Вавилоне, пока к власти не пришла партия Баас в 1968 году. Измаил предложил нам свои услуги в качестве гида.
Мы прогулялись мимо Вавилонского льва, взошли на арену, где, по предположениям, умер Александр Македонский. Уокер, шедший около, горделиво заметил, что всего за два года мы побывали в местах самых легендарных Александровых кампаний — Афганистане и Ираке.
— Только почему-то сомневаюсь, — добавил он, — что меня будут помнить как Кевина Великого.
Хеллер стоял, опираясь о стену.
— Оглянись. Эта великая империя поднялась и упала. Все поднимается и падает — народы и личности тоже, — сказал он. — Иногда думаю, что не мы принимаем решения. Все решено за нас.
Уокер его перебил:
— Опять твоя теория насчет лотереи?
Хеллер проигнорировал колкое замечание и, повернувшись ко мне, продолжал:
— На секунду подумай про лотерею. Ты покупаешь билеты, включаешь ночью телик и смотришь, как какой-то придурок произносит вслух номера, написанные на мячах для пинг-понга. Никакого случая здесь нет. — Хеллер рассказывал так, как будто испытал все на собственной шкуре. И закончил: — Если вычислить вес шаров, учесть температуру, влажность в помещении и тысячи других переменных, то наверняка можно узнать, какие номера выпадут. — Он удовлетворенно посмотрел по сторонам. — То же самое и здесь. Вавилон пал. Ирак пал. Когда-нибудь и США падут. Так предначертано. На пуле, ранившей Леонарда, было его имя. Мы просто не смогли вовремя посчитать переменные, чтобы уберечь его. И не знаю, хуже мне или лучше от осознания этого.
Собралась маленькая толпа. Купер похлопал Хеллера по плечу и произнес:
— Не знаю, согласен с тобой или нет, но сказано хорошо. Аминь.
Уокер же заметил:
— Нэйтан, тебе домой пора, лечиться.
— Думаешь, что-то новое для меня открыл, белый мальчик? — сказал Уокер, и мы пошли с гидом в сторону ворот Иштар.
Через неделю мы готовились к пятисоткилометровой поездке в Кувейт. Отправление назначалось на шесть утра, чтобы избежать палящего дневного солнца. Мы проезжали мимо Эс-Самавы, где вчера обстреляли конвой. Город спал, мы видели только собак, лающих под фонарями. Мы ехали параллельно реке рядом с Эн-Насирией, и,