В эту ночь – третью по счету – должен наступить момент истины. На дурочку финикиянка не похожа, так что должна была сообразить, за что ей платится «левак». Но – положение обязывает, и каждый играет свою роль должным образом, и лично мне это не внапряг. Слава жриц Астарты вполне ими заслужена, и Барита – живое и наглядное тому доказательство. В постели она вытворяет такое, что уже мой рассказ о первой ночи вогнал Софонибу в краску, после чего мне пришлось учить ее кое-каким премудростям. Поэтому роль дорвавшегося до элитного женского тела похотливого самца дается мне без труда – ну, если не считать чисто физического, гы-гы! А когда, вымотавшись, мы перешли с ней к беседе «за жизнь», жрица весьма наглядно продемонстрировала мне, что я в ней не ошибся. Даже не пытаясь гладить по шерстке мое ЧСВ – чувство собственной важности, если кто не в курсе, – она сразу же заговорила о деле.

Дагон – финикиянка поняла и то, что меня интересует именно он, а не тот, о котором я спрашивал для маскировки – уже далеко не первый год был частым гостем в храмовом борделе. Лет пять назад он захаживал редко и снимал либо элитных рабынь, либо жриц низшего разряда. Года три назад он зачастил, а затем и перешел на средний разряд. Саму Бариту он снимал только один раз, как и добрую половину ее товарок по разряду, задержав свой интерес только на экзотичных красотках вроде блондинистых кельток или африканских «шоколадок», а потом – года полтора назад – дела этого лихого наемника, судя по кошельку, пошли в гору, и тогда он переключился на высший разряд, половину которого перепробовал, пока не остановился на своей нынешней пассии Рамоне. К ней он теперь и ходит регулярно – когда дважды в неделю, когда трижды, – если только не бывает в отлучках по службе.

Я молча выудил из своего кошеля тяжелую пятишекелевую монету и положил ее перед собеседницей. Сам кошель тоже ни убирать, ни завязывать не стал, поощряя ее к дальнейшей откровенности. Ведь раз сообразила, кто мне нужен – должна бы иметь и хотя бы подозрения, в каких именно целях. И снова я не ошибся в финикиянке.

– Он приходит в те же дни, что и ты, только приходит и уходит раньше. Был у Рамоны позавчера, должен быть и сегодня…

Я выудил и положил перед ней еще два шекеля.

– Верховная жрица не обрадуется, если Дагон исчезнет и перестанет приносить в храм свое золото и серебро…

Это уже попахивало откровенным вымогательством, но, судя по прозрачному намеку на осведомленность, информация того стоила, и я не стал жлобиться, добавив еще пару шекелей. И не зря.

– Последнее время его сопровождают двое, и они похожи на хороших бойцов. Берут элитных рабынь или низших жриц, но не на ночь, а на вечер, после чего отдыхают и восстанавливают силы…

Я снова сунул руку в свой кошель и принялся перебирать монеты пальцами, заставляя их весьма красноречиво позвякивать.

– Сегодня все трое при мечах, – Барита сделала паузу, дабы я успел понять важность и цену сообщаемого мне…

– А позавчера?

– Как обычно – только кинжалы и трости.

Это потянуло в моих глазах на еще одну увесистую пятишекелевую монету, но мои пальцы снова погрузились в кошель и выразительно зазвякали его содержимым.

– Я не могу сказать тебе всего, но вчера Рамона расспрашивала о тебе…

– Что именно?

– Этого я сказать не могу…

Многозначительно приложив палец к губам, финикиянка указала взглядом на мою сложенную на коврике одежку и рукой изобразила приподымание чего-то достаточно тяжеленького, явно не матерчатого…

– Думаю, ты не зря вырядился сегодня в это, – тихонько прошептала она и снова приложила палец к губам.

Так же тихонько я выудил из кошеля и протянул жрице золотой статер. Потом, подумав, еще один. Казначей «досточтимого», скорее всего, на говно изойдет и побежит жаловаться на меня хозяину, но надо быть полным кретином, чтобы скупиться, когда тебя практически открытым текстом об опасности предупреждают. Ей-то откуда знать, что мы с Васькиным просчитывали несколько вариантов, и этот в том числе? Потому-то я и не поленился сегодня пододеть под тунику свою бронзовую кольчугу…

Понял я и еще одну сторону намека Бариты – что стены в их храмовом борделе весьма «ушасты». Поэтому, прикинув хрен к носу и заценив расклад, тихонько попросил финикиянку «озвучить» сеанс бурного и продолжительного секса – та едва сдержала смех, въехав в суть моей идеи. Пусть храмовые слухачи убедятся сами и сообщат кому следует, что заплативший за ночь жадный бандюган теперь изо всех своих сил пользуется тем, за что заплачено. На самом же деле, пока жрица работала на меня в качестве заряженного крутой порнухой магнитофона, шорохом и поскрипыванием постели, дыханием и голосом имитируя процесс моего полного обессиливания, я медитировал на коврике, прокачивая эфирку и насыщая ее ударными дозами энергии. А вместе с ней – и холодной яростью того Терминатора из старого американского фантастического боевика. Это ж вдуматься только в ситуевину! Роскошная баба, абсолютно голая и абсолютно на все согласная, извивается и стонет у тебя на глазах, и ни одна сволочь слова тебе не скажет, если ты употребишь ее по прямому назначению, а ты вынужден вместо этого дэирить, изображая йога или там даоса какого-нибудь! Ну, уроды, млять, в руки только мне теперь попадитесь! Живыми – настоятельно не рекомендую!

Возвращая мне сданные при входе мои меч и кинжал, привратный стражник оценивающе взглянул на меня и переглянулся с напарником – видимо, не одни только жрицы в курсе происходящих в храме тайных интриг. Не иначе как на деньги служивые поспорили, кто кого уконтрапупит. Но поскольку Барита мне «ничего не говорила», я «абсолютно не в курсах» и переглядывания ихнего «не заметил». Ну не остолопы ли? Вот уже третий раз я, сдавая меч и кинжал, спокойно проношу в храм пистоли, приныканные в наплечных кобурах под плащом! Заряженные, между прочим. Если бы я не поленился соорудить аналогичный плечевой подвес для меча – наверное, и его бы спокойно пронес, – надо, кстати, учесть на будущее. Слишком уж привыкли тутошние аборигены к тому, что в этом мире оружие носится открыто, напоказ.

За воротами храма я шагаю не торопясь, тяжеловато, старательно изображая умаявшегося до изнеможения. Сам же при этом энергопотоки раскачал до максимума. Дагон и два его головореза не показываются пока мне на глаза, но я чую их присутствие неподалеку. Да и где же им еще быть? У самих ворот они нападать на меня не станут, не нужны им лишние свидетели, но по той же самой причине не дадут мне и до пристани дойти. Как раз где-то посередке между этими двумя точками им было бы логичнее всего подготовить для меня неожиданную встречу. Дабы развеять все их сомнения, я принялся беспечно насвистывать «Шварцбраун ист ди хазелнюсс». Финикийцы, конечно, не евреи, но тоже семиты, так что, учитывая ожидающий их сюрприз, немецкий марш, да еще и фильмом «Обыкновенный фашизм» в качестве махрового нацистского бессовестно, но талантливо распиаренный – самое то, гы-гы!

Как и просчитали мы с испанцем, нарисовались они со стороны городских стен. Это тоже диктовалось самой логикой расклада – страже на стене вовсе ни к чему видеть и слышать лишнее, и подпускать меня к стене вплотную, когда я побегу спасаться от них, им явно не улыбалось. К берегу моря – другое дело. Там прибрежные камни, там шумит прибой – кричи сколько влезет, если и услышит какой не в меру бдительный караульный, то оно ему сильно надо – вмешиваться в то, за что он не отвечает? А заодно и труп потом недалеко тащить, чтоб притопить от лишних глаз. Вот и вышла троица финикийцев так, чтоб ни к стене меня не пустить, ни к пристани, ни обратно к храму – ага, типа обложили! Я едва не расхохотался, глядя на них – как я и представлял себе, все трое были в плащах с капюшонами, эдакие опереточные злодеи из дешевых мистических боевиков.