Он шагнул поближе, чуть нагнувшись к экрану, и положил руку ей на поясницу: — Ну и на что это я сейчас смотрю?

Она прочла: — «Хелен Мари Годдард выходит замуж за Артура Мелькорта в 1893 году».

— Всё равно не улавливаю, — сказал он.

Семейное древо показывает, что братом Хелен является Мэттью Спенсер Годдард. В переписке между Винсентой и её братом Адамом, который занимался всеми денежными сделками её бизнеса, есть пробел, длившийся всю осень 1907 года. Затем Винсента объявляется, словно из ниоткуда, в Америке в 1908, уже замужем за неким мужчиной по имени Спенсер Смит. Но точно такое же имя было у Мэттью Спенсер Годдарда, брата Хелен Мелькорт.

— Так ты думаешь, что Спенсер Смит на самом деле это Мэттью Годдард? — спросил он.

— Посуди сам. Винсента была одинокой женщиной, работавшей на семью его сестры. Она оставляет Англию без каких-либо объяснений и никогда сюда больше не возвращается. Я думаю, она бежала потому, что она и Мэттью полюбили друг друга.

— Но почему бы им было просто не взять да не пожениться? — спросил он.

— Должно быть всё было гораздо серьёзнее. Думаю, у неё с Мэттью была любовная связь и на кону оказалась её репутация.

— И потому Мэттью женится на ней, но берёт другую фамилию, для того, чтобы никто не смог бы проследить, где и когда началась эта любовная история и связать это с работой Винсенты в Хайбери Хаус, — сказал он.

— А ещё взгляни-ка на это, — произнесла она взволнованно, перелистала в телефоне галерею фото и остановилась на снимке письма профессора Уэйлана которое, которое она накануне пересылала СМС-кой Чарли: — Один профессор, который иногда помогает мне, отыскал в архиве вот это письмо Спенсера Смита — в 1912 году он послал его Винсенте: «Порой, когда ты далеко, я вспоминаю о тех небесных — celestial — узах, что навек связывают меня с тобой. Та радость, которая утекла сквозь наши пальцы, привела нас туда, где мы находимся сейчас. Надеюсь, ты не ненавидишь меня за то, что я не испытываю никаких сожалений, ведь теперь у меня есть ты…» Кто-то надписал слова «Сад Целесты» на чистовике планов садов Хайбери — на том листе, который был заготовлен для вот этого сада. С чем же таким небесным — celestial — связан этот сад?

Лёгкая улыбка коснулась самых кончиков его губ: — Мне очень сильно нравится, как ты взволнована из-за этого.

Она ухмыльнулась: — Мне приятно думать, что, быть может, я знаю такую тайну Винсенты Смит, которую не знает никто другой в целом мире. Кроме тебя.

Генри взял свою лопату и принялся сгребать глинистую землю так, чтобы заровнять дно посадочной ямы, закопав то углубление, из которого они вытащили коробку: — Знаешь, — проговорил он, не прекращая трудиться, — А я вот так и не получил никакого ответа на мой вопрос.

Она скрестила руки на груди и посмотрела на него: — Что это был за вопрос?

— Когда же мы всё-таки выпьем вместе?

— Ты сейчас приглашаешь меня чисто по-соседски или хочешь назначить мне свидание?

Он фыркнул со смеху: — Ну раз уж тебе пришлось спросить это, то да, я не очень-то умею тонко намекать.

Эмма пересекла узкую полоску земли, разделявшую их, и поцеловала его. Она почувствовала, как удивился он, по тому, как приоткрылись его губы, но затем он охватил ладонью её затылок и стал покачивать, словно в колыбели, при этом поцелуй его становился все глубже. Её руки скользнули вверх по его предплечьям, по его плечам, завладели его волосами. Она притянула его ближе к себе, позволяя себе, наконец-то, делать то, чего она так страстно желала с того самого момента, когда он забрал у неё сумку с овощами и затащил её в паб, заманив её в свой мир.

Когда их поцелуй закончился, он продолжил удерживать её, словно якорем, касаясь руками её губ.

— Давай не пойдём в паб, а пойдём сразу ужинать домой, — выдохнул он.

Она засмеялась, обняв обеими руками его за талию: — А я-то уж подумала, ты не попросишь об этом никогда.

Декабрь 1944

Диана смотрела, как Бобби берёт свой красненький игрушечный грузовичок, поцарапанный, с облупившейся краской, и кладёт его в жестяную коробку. Прошло три недели с того дня, когда молодая тётушка Бобби, в одной руке неся свой потрёпанный чемодан, в другой — свою дамскую сумочку, покинула Хайбери Хаус. С тех пор Бобби, тихий милый мальчишечка, вёл себя спокойно. Но Диана верила, что пройдёт время, и он вновь станет тем энергичным ребёнком, что играл когда-то с её сыном.

Порой Диану начинала мучить мысль о том, что она, воспользовавшись своими деньгами и своим высоким положением, принудила мисс Аддертон подписать документы, поступив с ней точно так же, как с Синтией, выжив ту из дому. Но, с другой стороны, зачем бы мисс Аддертон было тогда пожимать ей руку, прежде чем зашагать вниз по подъездной дороге прочь из Хайбери? И почему-то единственное письмо, которое бывшая кухарка прислала из Лондона, было адресовано не Бобби, её племяннику, а ей, Диане, хозяйке поместья? В своём письме мисс Аддертон сообщала, что уже поступила в колледж, где обучали секретариату и делопроизводству, и что в нём полно молодых женщин, признанных негодными к строевой службе по всевозможным причинам. А она уже вышла на дежурства в добровольной бригаде скорой помощи в Уиллесдене, где как раз подыскала себе квартирку. И уже принялась обзаводиться новыми друзьями на новом месте.

Во всём письме не было ни одной строчки, адресованной Бобби, ни одного привета для него.

Нет. Хоть в своей жизни Диана и наделала много ошибок, но усыновление Бобби ошибкой не было.

— Роберт, ты уверен, что не хочешь грузовичок оставить? — спросила она, кивком указав на игрушку.

Мальчик передёрнул плечами — она уже начала узнавать это его движение, означавшее, что он смущается: — Он был самый любимый у Робина.

Обжигающие слёзы покатились у неё из глаз: — Тогда ты прав. Ему следует отправиться в коробку.

Молча убрала она в коробку все остальные вещи, разложенные на её письменном столе. Красный джемперок, что связала она Робину на прошлое Рождество. Пару его младенческих фотокарточек, которые она когда-то распечатывала в двойном экземпляре. Набор его крошечных солдатиков, что так отважно сражались в густой траве Садика для детей. Запасной ключ к Зимнему саду.

Её рука дрогнула и задержалась над запечатанным конвертом, который лежал на столешнице справа от неё. Возможно, с её стороны было неблагоразумно прятать документы об усыновлении, но она не желала, чтоб они находились в доме, где Бобби мог на них наткнуться когда-нибудь. Теперь он был её ребёнком — не приёмным, а родным.

Она бережно положила конверт в коробку, закрыла крышку и заперла коробку на замок.

— Теперь пойдём. Пора наше сокровище зарыть, — сказала она, предлагая руку Бобби.

Вместе, держась за руки, вышли они из её кабинета, ставшего ей офисом с того момента, когда она была назначена комендантом госпиталя. В коридоре раненый боец с медсестрой, миловавшиеся друг с другом, завидев её, тут же друг от друга отшатнулись, их испуг насмешил её. Вступив в должность, она перестала быть объектом любопытства — мол, глядите, это та, которая закатила танцевальную вечеринку и свадебный пир! Теперь она стала авторитетной фигурой, вокруг которой надо ходить на цыпочках; которую придётся уважать. А вскорости она докажет им всем, что ей можно доверять, в этом ей поможет старшая сестра-хозяйка госпиталя.