уже есть ваши ответы?» Сконфуженный Базилевский возразил, что он ничего не читал и не знает, откуда у переводчика могут быть его ответы. В этот момент американские обвинители решили, что не могут больше молчать. Додд послал записку переводчикам и затем объявил суду, что никто из переводчиков не знает никаких заранее заготовленных вопросов и ответов. Лоуренс предостерег Штамера, чтобы тот был впредь осмотрительнее[1184].

В конце дня показания дал второй советский свидетель, болгарский судмедэксперт Марков. В качестве члена организованной немцами комиссии, исследовавшей место захоронений в апреле 1943 года, Марков подписал отчет, в котором массовые убийства датировались весной 1940 года и ставились в вину Советскому Союзу. Теперь Марков через болгарского переводчика поведал суду, что пытался отказаться от участия в комиссии, но безрезультатно. Болгарские власти напомнили ему, что их страна воюет и что они могут послать его куда захотят. Они заверили Маркова, что поездка будет недолгой, потому что немцы уже эксгумировали много тел и составили черновик отчета. Ему нужно только рассмотреть уже сделанное и поставить подпись. Марков и другие члены комиссии встретились в Берлине, а потом отправились в Смоленск[1185].

В ответ на вопросы Смирнова Марков рассказал, что визит комиссии в Катынь был «поверхностным и торопливым». Члены комиссии провели два дня в Катынском лесу, каждый раз по три-четыре часа. Немцы провели для них краткую экскурсию и показали вскрытые могилы; эксгумированные тела были выложены наружу. Затем членов комиссии отвезли в домик за пределами Катынского леса и там показали документы, якобы найденные в карманах у убитых, – письма и счета с датировками, резко обрывавшимися в апреле 1940 года. Смирнов спросил Маркова, позволили ли ему исследовать документы, чтобы убедиться, например, «что они были загрязнены какими-либо кислотами, выделявшимися при разложении тел». Марков ответил «нет». Эти документы были в стеклянных контейнерах, и членам комиссии не позволили их изучить[1186].

По словам Маркова, единственным занятием комиссии, имевшим хотя бы отдаленное отношение к науке, было вскрытие тел, проводившееся некоторыми ее членами. Но из одиннадцати тысяч трупов, найденных в лесу, комиссии позволили изучить только восемь, предварительно отобранных немцами. Марков лично изучил только один труп. На вопрос Смирнова, доказала ли экспертиза, что трупы пролежали в земле уже три года, Марков осторожно ответил «нет». Он полагал, что вскрытый им труп пролежал в земле лишь год или одиннадцать месяцев. Вернувшись к этому вопросу следующим утром, Смирнов заставил Маркова однозначно заявить, что убийства не могли быть совершены в 1940 году[1187].

Остальные показания Маркова были посвящены черепам эксгумированных трупов. Отчет немецкой судмедэкспертизы опирался на находку чего-то под названием «псевдокаллус» внутри черепных коробок. Марков сказал суду, что впервые услышал этот термин на совещании комиссии в Смоленске в конце апреля 1943 года. Венгерский член комиссии профессор Ференц Оршош сказал, что псевдокаллус – это отложение солей, которое формируется внутри черепной коробки после того, как труп пролежит в земле как минимум три года. Оршош показал другим членам комиссии то, что назвал псевдокаллусом, внутри одного из черепов, и заявил, что теперь может датировать массовое убийство. Теперь Марков усомнился в этом доказательстве. Он рассказал, что тот череп был взят у трупа с номером 526. Отсюда он заключил, что труп эксгумировали задолго до прибытия комиссии в Катынь, потому что вскрытые ими трупы имели номера больше 800. Марков сказал суду, что он и другие члены комиссии не заметили никаких отложений внутри изученных ими черепов. Он продолжил: поскольку череп, продемонстрированный профессором Оршошем, единственный, имевший такую особенность, то уверенное заключение комиссии о датировке всех трупов в катынских захоронениях было ошибочным[1188].

С подачи Смирнова Марков также поставил под вопрос показания свидетелей, которые комиссия включила в свой отчет о Катыни. Он сказал Трибуналу, что ему и другим членам комиссии не дали поговорить ни с какими свидетелями массового убийства. После прибытия в Смоленск им раздали отпечатанные на машинке показания. Позже, когда они были в Катынском лесу, на место захоронений привезли «под немецким конвоем» несколько русских, которых немцы назвали свидетелями, давшими эти показания. Профессор Оршош задал каждому свидетелю несколько вопросов; другим членам комиссии вообще не позволили говорить с ними. Марков напомнил суду: заключение комиссии о том, что массовые убийства совершались в 1940 году, основывалось только на документах, которые якобы нашли на трупах, и на черепе, предъявленном профессором Оршошем. Он заявил, что настоящих данных судмедэкспертизы не было[1189].

Затем Смирнов задал Маркову очевидный вопрос: почему он подписал отчет комиссии, если считал его некорректным? Марков ответил, что у него не было выбора. Он рассказал, что официальный протокол представили его группе во время стоянки на изолированном военном аэродроме по пути в Берлин, в присутствии значительного числа немецких военных. Все члены комиссии подписались; Марков догадался, что таково было подразумеваемое «условие для вылета». Штамер в ходе своего допроса несколько раз спросил Маркова, почему он и другие члены комиссии впоследствии ничего не сделали для того, чтобы оспорить или скорректировать отчет. Марков твердо стоял на своем. Он заявил, что все члены комиссии были запуганы[1190].

Представляя как доказательство официальный протокол, Штамер попытался поколебать утверждение Маркова, что в нем содержалось «мало научных подробностей». Он зачитал описание степени разложения тел. В конце его отмечалось, что среди трупов отсутствовали «насекомые или останки насекомых», откуда следовало, что жертв убили и захоронили «в такое время года, когда стояли холода и насекомых не было». Марков настаивал на своем: конкретных деталей о состоянии тел было мало. Затем он заявил, что утверждение об отсутствии останков насекомых неверно. Он объяснил, что некоторые судмедэксперты все же нашли в ротовых полостях трупов останки насекомых и личинок. Штамер спросил Маркова, верно ли утверждение в протоколе, что ученые исследовали большое количество тел. Марков настаивал: нет, комиссии показали только один череп. Он добавил также, что вряд ли профессор Оршош своими силами исследовал много черепов, «потому что он приехал с нами и уехал с нами»[1191].

Показания Маркова звучали убедительно. После того как он закончил, Смирнов мог расслабиться. Два его первых свидетеля сделали в точности то, чего от них ожидали. Последний советский свидетель, Прозоровский, подписал судебно-медицинское заключение для комиссии Бурденко. В отличие от Маркова и Базилевского он никогда не сотрудничал с немцами, и на его показания можно было вполне положиться.

Взойдя на свидетельскую трибуну, Прозоровский рассказал суду, что вместе с другими советскими врачами занимался эксгумацией и изучением 925 трупов в Катынском лесу в январе