1944 года, вскоре после того, как советские войска отвоевали эту территорию. Его группа вывезла трупы из двух больших захоронений в город Смоленск и тщательно изучила с особым вниманием к их одежде. Затем трупы подверглись полному обследованию со вскрытием черепа, грудной клетки и брюшной полости, а также внутренних органов. Он показал, что, согласно полученным комиссией данным, трупы были захоронены осенью 1941 года, когда Катынский район контролировали немцы[1192].

Прозоровский вновь повторил советские аргументы о Катыни. Он настаивал, что нашел в карманах некоторых убитых письма и счета, датируемые летом 1941 года, когда советские войска уже оставили тот район. Он также рассказал суду, что пули, которыми были убиты польские офицеры, принадлежали немецкому оружию. Комиссия Бурденко в ходе своих эксгумаций нашла обоймы с названием немецкой фирмы («Геко»). Прозоровский объяснил, что лишь недавно узнал термин «псевдокаллус», но никто из экспертов, изучавших 925 тел, не наблюдал минеральных отложений в каких-либо частях черепов. Затем Прозоровский подробно рассказал о состоянии тел и их жизненно важных органов (из-за чего Додд пожаловался в письме домашним, что его показания «звучали как заключение коронера»). Подводя итог, Прозоровский заявил, что судебно-медицинская экспертиза вкупе с вещественными доказательствами привела комиссию к заключению, что тела не могли быть захоронены раньше осени 1941 года. «1940 год даже не обсуждается?» – спросил Смирнов. «Нет, – ответил Прозоровский. – Это совершенно исключено»[1193].

Смирнов, намереваясь связать Катынь с «другими» нацистскими зверствами, попросил Прозоровского рассказать о том, как он работал судмедэкспертом в других районах, переживших немецкую оккупацию. Прозоровский объяснил, что в Смоленске и его окрестностях он со своими ассистентами эксгумировал и изучил 1173 трупа помимо катынских. Они также эксгумировали более 5 тысяч тел на территориях, освобожденных от немецкой оккупации, – в Краснодаре, Харькове, Смоленске и их окрестностях, а также в Майданеке. Причина смерти, по словам Прозоровского, была почти всегда одна и та же: «выстрел в упор в затылок», с выходным отверстием «на лбу или на лице». Штамер в ходе своего допроса пытался заставить Прозоровского высказать хоть малейшую неуверенность в датировке расстрелов, но тот был непоколебим. Когда Прозоровский сошел со свидетельской трибуны, Штамер и Смирнов попросили вызвать дополнительных свидетелей. Судьи отказали. Они услышали достаточно[1194].

* * *

Советская сторона неплохо проявила себя в состязании с защитой, особенно с учетом того, что на самом деле она участвовала в тщательно продуманном спектакле. «Нью-Йорк таймс» освещала свидетельские показания каждой стороны так, как если бы они были полностью достоверны[1195]. Лондонская «Таймс» сделала вывод, что защите не удалось доказать невиновность немцев, и подробно пересказала показания советских свидетелей-судмедэкспертов – Маркова и Прозоровского[1196]. Фабрикация документальных доказательств комиссией Политбюро и тщательная подготовка свидетелей окупили себя. Кроме того, американцы в конце концов ради блага МВТ пришли на помощь советской стороне, не позволив Штамеру оспорить показания советских свидетелей как заранее заготовленные.

Эти два дня в суде должны были разочаровать всех, кто рассчитывал на большой публичный скандал. Но многим членам советской делегации показания немецких свидетелей открыли глаза и заставили усомниться в сложившихся у них представлениях о войне. Немецкие свидетели заронили обоснованные сомнения в советских обвинениях, касающихся Катыни, и советские свидетели не смогли полностью нейтрализовать ущерб. В глазах большинства наблюдателей эта схватка окончилась вничью – что со всех точек зрения было равносильно поражению СССР[1197].

Теперь у нас есть убедительные доказательства из бывших советских архивов, что убийства совершил НКВД, но до сих пор плохо известно, кто был в курсе этого, когда и в какой степени. Что из этого знало советское обвинение, когда его свидетели начали выступать? Можно быть практически уверенными, что Руденко и Смирнов знали правду, а может быть, и Лев Шейнин (который входил в подкомиссию по Катыни комиссии Политбюро). Но неясно, что знали остальные члены делегации о советской фабрикации доказательств. Сколько знали три советских свидетеля? НКВД и НКГБ что-то делали на местах захоронений до прибытия советских судмедэкспертов[1198]. Прозоровский, опытный ученый-судмедэксперт, наверняка догадывался о правде, скрывающейся за советскими доказательствами, но нет свидетельств того, что он лично участвовал в их фабрикации. Марков, который был заключенным в СССР, вероятно, с некоторой долей уверенности знал, что преступление совершило НКВД. Что касается Базилевского, его показания в любом случае основывались на слухах и молве – а немецкие войска совершали много других преступлений против поляков в том же районе. Базилевский и Марков, оба нацистские коллаборационисты, давали показания под давлением: сама их жизнь зависела только от того, насколько убедительные показания они дадут в пользу советского обвинения.

Американское и британское правительства даже на том этапе судебного процесса имели более надежные разведданные о катынском массовом убийстве, чем некоторые советские обвинители в Нюрнберге. Джексон давно имел доказательства от УСС, указывавшие на виновность советской стороны. Учитывая, что американцы почти наверняка знали правду, их реакция на показания катынских свидетелей выглядит уклончивой, если не заблуждением. Додд рассуждал в письме жене, что и СССР, и Германия «имели мотив», и предполагал, что они «сообща» убили офицеров[1199]. Тейлор в своих мемуарах (опубликованных десятилетиями позже) изо всех сил старался истолковать сомнения в пользу СССР. Он отмечал: «По обстоятельствам дела казалось очень вероятным, что вина за Катынь лежит на Советском Союзе». Но он также напомнил своим читателям, что Гитлер руками СД истреблял «польскую интеллигенцию, знать, духовенство и по сути все элементы, которые могли бы восприниматься как лидеры национального сопротивления» и что Катынь «лежала полностью в русле этих намерений»[1200]. Чтобы сохранить приличия и защитить легитимность МВТ, американские обвинители затуманили вопрос о вине за это массовое убийство. Если бы они признали ложью советскую версию Катыни, это бросило бы тень на все остальные советские доказательства и нанесло бы непоправимый ущерб репутации МВТ в целом[1201]. Также возникли бы неудобные вопросы о том, почему западные обвинители вообще позволили советской стороне добавить этот пункт в Обвинительное заключение[1202].

После окончания Нюрнбергского процесса поляки и западные критики Нюрнберга стали критиковать западные правительства за то, что те не признали виновность СССР в катынском деле. Да, конечно, советские виновники так и не предстали перед судом за это преступление. Но, разрешив немецкой защите вызвать свидетелей Катыни и позволив этим свидетелям обрисовать картину советской вины в публичном суде, западные судьи поставили перед СССР задачу в рамках, допустимых правилами Трибунала, – и советская сторона знала это. Советский Союз претерпел из-за войны больше разрушений, чем могли вообразить на Западе: просто невозможно было