Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пола баббл-тента откинулась, в помещение проник дневной свет. Отведя на мгновение взгляд от лица Вардани, я увидел в проеме Тони Ломанако в хамелеохроме с сержантскими нашивками. Он старательно пытался подавить ухмылку.
Я поднял руку:
– Здоро́во, Тони. Добро пожаловать на научные дебаты. Не стесняйся задавать вопросы, если смутят какие-нибудь технические термины.
Ломанако перестал сдерживать усмешку:
– У меня на Латимере сын. Хочет стать археологом. Говорит, что профессия, связанная с насилием, как у папаши, ему не подходит.
– Временный период, Тони. Это у него пройдет.
– Надеюсь, – Ломанако неловко шевельнулся, и я увидел, что под хамелеохромом на нем надет экзокостюм. – Коммандер хочет вас видеть.
– Одного?
– Нет, он сказал, привести всех, кто не спит. Похоже, это что-то важное.
* * *
Снаружи день клонился к вечеру. На западе небо окрасилось в светло-серый, на востоке уже сгущалась тьма. В свете установленных на треножниках ламп Ангьера лагерь Карреры представлял из себя образец организованной активности.
Сознание посланника привычно анализировало диспозицию, холодно перебирая детали, одновременно испытывая приятно щекочущее теплое чувство, которое возникает всегда, когда понимаешь, что надвигающаяся ночь не застанет тебя в холоде и в одиночестве.
У портала на жуках сидели часовые, оживленно покачиваясь и жестикулируя. Ветер донес обрывок смеха. Я узнал голос Квок, но слов на таком расстоянии разобрать не сумел. Лицевые пластины часовых были подняты, но они по-прежнему оставались в вакуумной экипировке и при полном вооружении. Остальные солдаты, которых Ломанако определил в сопровождение, стояли вокруг передвижной ультравиб-пушки, и их вид говорил о такой же непринужденной боевой готовности. Чуть дальше еще одна группа клиновцев возилась с деталями, по всей очевидности, генератора противовзрывного силового поля. Прочие курсировали между «Доблестью Энгины Чандры», полисплав-блоком и баббл-тентами с ящиками, в которых могло быть что угодно. Сзади и сверху сцену заливали огни с мостика и грузового отсека «Чандры», откуда бортовые погрузчики доставали все новые порции оборудования и ставили на ярко освещенный песок.
– Ты чего в экзокостюме? – спросил я Ломанако, ведущего нас к разгрузочной площадке.
Он пожал плечами:
– Кабельные батареи под Районгом. Наши хлопушки сработали не вовремя. Мне зацепило левую ногу, бедренную кость, ребра. Часть левой руки.
– Блин. Везучий же ты мужик, Тони.
– Да все не так плохо. Просто теперь до хера лечиться надо. Док сказал, кабели были покрыты чем-то канцерогенным, потому ускоренная регенерация идет так себе, – он состроил гримасу. – Три недели уже в нем хожу. Так себе удовольствие.
– Ну, спасибо за то, что пришел за нами. Тем более в таком состоянии.
– Без проблем. В вакууме по-любому легче двигаться, чем здесь. Если уж на тебе экзокостюм, слой полисплава сверху погоды не сделает.
– Пожалуй.
Каррера ждал под грузовым люком «Чандры». На нем была все та же полевая форма, что и раньше; и так же были одеты офицеры, с которыми он разговаривал. В проеме люка пара сержантов возилась с оборудованием. Где-то на полпути между «Чандрой» и группой, работавшей над генератором поля, на выключенном погрузчике сидел какой-то расхристанный человек в перепачканной форме, не отрывавший от нас мутных глаз. Когда я встретился с ним взглядом, он захохотал и судорожно задергал головой. Одна его рука принялась яростно растирать шею, рот широко распахнулся, словно кто-то вылил на парня ведро холодной воды. Лицо подергивалось от мелких спазмов, которые мне уже приходилось видеть раньше. Тремор электронарка.
Судя по всему, я невольно поморщился.
– Ага, корчи рожу, корчи, – прорычал он. – Не больно-ты ты умен, не умен ты ни хера. Ты у меня на карандаше за антигуманизм, все у меня к делу подшито, каждое твое слово слышал, все твои выпады против Картеля; посмотрим, как тебе понравится…
– Заткнись, Ламонт, – голос Ломанако был негромкий, но электронарк дернулся, будто его подключили. Его глаза встревоженно крутанулись в орбитах, и он съежился. Ломанако осклабился.
– Политофицер, – произнес он, шваркнув ногой по песку в направлении этой дрожащей пародии на человека. – Все они одинаковые. Трепачи.
– Я смотрю, этого вы, похоже, приструнили.
– Ну, что я могу сказать, – усмехнулся Ломанако. – Ты удивишься, как быстро эти политические теряют интерес к работе после того, как вставят себе разъем и пару раз подключатся к сети. У нас уже с месяц как не было лекции о Правильном Мышлении, ну а личные дела – читал я их и могу сказать, что даже родные матери нам лучших характеристик не напишут. Обалдеть, как легко может слететь с человека вся эта политическая догма. Правда, Ламонт?
Политофицер боязливо отпрянул. Его глаза налились слезами.
– Работает лучше, чем в былые времена порка, – сказал один из сержантов, безучастно глядя на Ламонта. – Помнишь, с Пибуном и с этим, как его там, говнюком с помойным ртом?
– Портильо, – рассеянно подсказал я.
– Ага, точно. Штука в том, что непонятно было, в самом деле мы его приструнили или он залижет раны и отыграется на тебе за все. Ну вот больше этой проблемы у нас нет. Дело, я так думаю, в позоре. Поставишь им разъем, покажешь, как подключаться, они по собственной воле и подсаживаются. А потом ломаешь им малину… Работает как часы. Я однажды видел, как старина Ламонт обломал все ногти, пытаясь открыть замок на ящике, где лежали кабели.
– Оставьте вы его в покое, – сказала Таня Вардани срывающимся голосом. – Вы же видите, что он уже сломлен.
Ломанако взглянул на нее с любопытством.
– Гражданская? – поинтересовался он у меня.
Я кивнул:
– В общем, да. Она, э-э, к нам прикомандирована.
– Ну да, иногда это полезно.
Когда мы подошли, Каррера, похоже, уже закончил брифинг, и офицеры начали расходиться.
Каррера кивнул Ломанако:
– Спасибо, сержант. Что там, Ламонт пытался действовать вам на нервы?
Тони хищно усмехнулся:
– И тут же пожалел об этом. Впрочем, похоже, пора ему устроить очередную ломку.
– Я подумаю об этом, сержант.
– Так точно, сэр.
– А пока, – Каррера сосредоточился на мне, – лейтенант Ковач, у меня к вам есть ряд…
– Одну минуту, коммандер, – голос Хэнда был, учитывая его состояние, удивительно ровным и невозмутимым.
Каррера выдержал секундную паузу:
– Да?
– Коммандер, вы, я полагаю, знаете, кто я такой. А я знаю об интригах в Лэндфолле, которые привели к вашему появлению здесь. Чего вы можете не знать, так это насколько сильно вас обманывают.