Каждый из этих взглядов был сосущей голодной пустотой, жадно втягивающей в себя тепло крови и жизни; словно громадный паразит, он вбирал в себя то, что отделяло живое от мёртвого.

И нечего было ни рубить, ни пронзать, ни пробивать.

Где сердце хмари? Где средоточие зла?

Волна Тумана хлынула было внутрь башни; прорвалась вдоль стен, пытаясь окружить, взять в кольцо, но там её встретили призрачные мечи Улаири, и оказалось, что сизой хмари моргульские клинки вовсе даже не нравятся.

Туман свивался струями, бросался вперёд тугими петлями, ему, похоже, годилось всё – даже то подобие не-жизни, которой обладали сейчас Девятеро.

Фолко поневоле скрещивал взгляд с голодной хмарью – и чувствовал её силу, её власть не только убивать ужасом, не только высасывать жизнь – но изменять, подчинять, обращая слабых в свои орудия.

Странные рыбоголовые «орки», которые даже не совсем и орки, а скорее всего – уже и вовсе не орки…

Совсем слабый – умирал. Оказавшийся перед всей массой Тумана – сходил с ума от ужаса. А иногда – подчинялся и изменялся.

…Однако сейчас Девятеро прикрывали ему, хоббиту из Хоббитании, спину, рубясь со злом куда более древним, чем они сами. А Фолко Брендибэк, вместе с Торином, Малышом и Рагнуром, словно сжатый кулак, надавил вновь, пробивая себе дорогу прочь из башни.

Клинок Отрины сделался горячим. Левая ладонь хоббита, выставленная вперёд, горела, словно в огне, мифрильная броня раскалялась.

Вот Девятеро тоже подались назад, один лишь Ангмарец держался твёрдо, и Туман никак не мог подступиться к нему.

«Торопись!» – услыхал хоббит. Казалось, вожак Улаири задыхается, хотя разве может задыхаться неживой призрак?

– Навались! Жми! Жми! Жми!

Клинок Отрины вспыхнул голубым пламенем, сделавшись словно лепесток заветного Синего Цветка, некогда спасённого хоббитом от гибели на земле.

Лезвие резало тянущиеся вперёд щупальца тумана, они мгновенно распадались, чтобы втянуться обратно в сизую массу и атаковать вновь.

А множество глаз в глубине смертоносной мглы стягивались в пару бездонных, синих, беспощадных.

Древний дух, неистребимый, помнивший сотворение самой Арды, юную Арду среди бесчисленных звёзд. Дух, которого не испугаешь именем светлой Элберет. Был ли он – или она? – соблазнён Морготом, последовал ли он сюда по собственной воле, кто ведает?

Но в самой глубине хищной мглы, за парой огромных призрачных глаз хоббит читал и что-то ещё, помимо неутолимого голода и вечной ненависти. Заветный клинок Отрины, клинок с синим цветком на лезвии, распарывая сизые волны, словно находил что-то в противостоящей им сущности; и Фолко видел смутное отражение яростного Света, взошедшего над призрачным миром, где некогда обитали Назгулы; Света, окончательно выгнавшего сущность из её логова, довершившего её пробуждение.

Свет, непонятно откуда взявшийся и непонятно, отчего такой неистовый, первобытный.

Ну, Фолко, давай же, давай, дави! Осталось чуть-чуть, и сизая завеса лопнет, не выдержав их совокупного натиска – натиска вместе с Назгулами, кто бы мог подумать!..

Они давили. Хоббит уже не чувствовал ни спины, ни даже плеч, всё занемело, всё обернулось льдом; и четвёрка друзей даже шагнула за порог, но там туман вдруг хлынул со всех сторон. Замелькали серые плащи Улаири, спешивших на помощь, мглистые клинки так и мелькали.

«Запомни… – трудно выдохнул Ангмарец, словно в самое ухо Фолко. – Запомни, хоббит, дорога в смерть только одна, вернуться ею невозможно. Дорога из неё совсем иная…»

Синий Туман бросился со всех сторон, и перед глазами пошатнувшегося Фолко замелькали суматошные образы – Арда, заполненная первозданным огнём, плывущая средь звёздных морей, и они – первые из первых, спустившиеся в неё, не Валар, не Майар, но – слуги, работники, собой связавшие буйство изначального пламени.

Это пронзило хоббита словно ледяная игла, от макушки до пяток. Запретное знание, открывшееся в спазме боли, проникновение, слияние; жуткий напор додревней силы, не злой и не доброй, просто – силы, никому и никогда не подчинявшейся, кроме Единого, и – оставленной, брошенной, покинутой, ненужной…

Было от чего взъяриться.

– Пропусти нас! – Фолко сам не знал, прокричал он это, простонал или прошептал. – Пропусти, тебе нет до нас дела!..

Но за двумя бездонными очами ощущалась лишь великая пустота. Великая пустота и великое же отчаяние, неизмеримое и непознаваемое обычным смертным разумом.

Клинок Отрины мог лишь ненадолго сдержать его, как и всё остальное. Даже мечи Девятерых, как будто бы вышедшие из того же мира, не могли взять верх.

Синий Туман продолжал наползать. И наползал, наползал и наползал неостановимо, с бесконечным терпением, словно зная – силы его противников конечны, в отличие от его собственных.

В синих глазах сущности Фолко читал следы окончательно пробудившего её огня. Огня, что лился из одной-единственной точки, видел странного чернобородого и черноволосого человека, из руки которого лился этот свет. Он скакал во главе воинства Диких, но все их бесчисленные сонмища сущность занимали мало – они были пищей, источником силы, не более.

А вот Свет – совсем иное дело.

И оттуда, из глубины сизой мглы, из бездонных глаз, хоббита достиг безмолвный призыв или, вернее, приказ:

«Доставь его».

Доставь его.

Или умри. Или изменись. Утрать всё своё, собственную самость, подобно рыбоголовым оркам.

Струи серой хмари поднимались, щупальца тянулись сверху, вскарабкавшись допрежь по стенам башни; другие норовили подняться прямо из земли, здесь предавала даже сама твердь.

«Доставь его», – билось в висках. «Доставь его», – пылало перед глазами. «Доставь!» – шептало множество голосов.

Они пятились, потому что напору Синего Тумана не могли противостоять даже Улаири.

«Беги! – проскрежетал Ангмарец. – Беги!.. Ты один… ещё… можешь!»

Что? Бежать? Одному?.. А друзья?

«Ты один – вернёшься – поможешь – нам!..»

Ну, конечно. Какое дело Девятерым до всех, кроме себя!..

Не побегу! Никогда!..

«Глупо! – прорычал Ангмарец. – Уходи!.. Мы возьмём твоих к себе!»

Только этого и не хватало.

Белооперённая стрела пронеслась сквозь туман, оставляя за собой огненную дорожку, а затем в самом сердце злой мглы вдруг возникла смутно знакомая человеческая фигура в чёрном, согбенная, горбатая, но в руках её был тёмный клинок, рубивший направо и налево; и сущность, принявшая вид Синего Тумана, взвыла, заверещала, затряслась в судорогах.

Чёрный меч Эола Тёмного Эльфа, оружие из Первой Эпохи, выкованное, чтобы противостоять врагу видимому и невидимому, нашёл себе достойного противника.