Впереди все светлело, и вот они вышли на широкую поляну. На дальней стороне поляны высилось нечто вроде скалы с пещерой. Но не успела Снефрид испугаться, не придется ли им идти в пещеру, как поняла, что это провал среди переплетенных исполинских корней. Где-то в вышине раздавался ровный гул, похожий на шум леса, но источник этого звука скрывал туман.

А посередине поляны кипела вода в источнике, обложенном округлыми белыми камнями. У Снефрид оборвалось сердце – теперь она узнала это место. Она не раз видела его во сне – когда сюда приходила Фрейя. Или Один приходил, чтобы повидаться с Дисой Ванов.

Хравнхильд приблизилась к источнику и там наконец остановилась. Над водой вздымался туман – это он заполонил все вокруг и слоями уплывал куда-то. Снефрид подумала, что он похож на небесные облака… а что если это они и есть?

Тем временем Хравнхильд подняла жезл над источником и обернулась к Снефрид:

– Повторяй за мной!

Потом заговорила нараспев:

Урд, появись!

Тебя призываю!

Мудрость и мир

Даруй просящим!

Выйди из вод,

Судеб владычица!

Жребий открой нам,

Дева могучая!

По очереди Хравнхильд и Снефрид повторяли одну и ту же строку, за ними подхватывало эхо, отражаясь со всех сторон, и казалось, уже десятки голосов произносят слова призыва. У Снефрид замирало сердце: она ведь уже встречалась с норной Урд, и встреча эта была не дружеской. Что если норна затаила на нее зло из-за поединка за жизнь Катлы с Дневного острова?

Хотя что ей, держащей в руках нити всех на свете людей, какая-то Катла?

Туман над водой сгустился, и Снефрид увидела уже знакомую женскую фигуру, с головой закутанную в серо-голубое покрывало.

– Говори с ней! – вполголоса подсказала Хравнхильд.

– Привет и здоровья тебе, Урд! – произнесла Снефрид; ее голос прозвучал необычайно звонко и сильно, и эхо зазвенело ему в ответ. – Мы пришли к тебе за советом. Есть в Гардах человек, Свенельд сын Альмунда. Минувшей зимой он, снаряжая брата в Валгаллу, дал ему посмертную спутницу, славянку по имени Унева. Но ее родичи послали ему вслед чары, желая отомстить, и отторгли у него фюльгью. Он утратил удачу, ему грозит смерть. Посоветуй, как спасти его? Как вернуть его фюльгью?

– Если он не вернет фюльгью, жизнь его оборвется прежде, чем пройдет один день и одна ночь, – тихим, похожим на шелест голосом ответила Урд. Голос исходил от ее лица, укрытого покрывалом, и мягко отдавался в волнах тумана. – Чтобы спасти его жизнь, нужно дать свободу душе Уневы.

– Как это сделать? Где она?

– Унева находится в Валгалле, там же, где дух его брата Годреда. Она его посмертная жена и служанка. Чтобы Один отпустил ее, нужно предложить замену.

Замену? Уж не ее ли саму хотят получить в замену?

– Кто послужит этой заменой? – тем не менее довольно твердо спросила Снефрид.

– Это может быть кто-то из рода Свенельда. Возможно, тот, кто еще не родился на свет.

– Но откуда мне знать, кто есть в его роду… – Снефрид растерялась, – тем более из еще не родившихся?

– Мне это ведомо. От его жены ему суждено иметь двоих детей. Одного она уже носит, и это сын. Второй появится через семь лет, и это будет дочь. Отдай ее – и тогда она станет валькирией в миг своего рождения. А дух Уневы в тот же миг получит свободу и вернется к своим предкам, чтобы она могла родиться вновь.

– Но нужно ждать еще семь лет, а ты сказала, что без фюльгьи ему не прожить одного дня и одной ночи!

– Дай согласие, и тогда я верну ему фюльгью сейчас. Здесь нет людского времени: семь лет здесь как один миг, и один миг – как семь лет.

Снефрид колебалась совсем недолго. Глупо жалеть о том, что будет семь лет спустя, когда Свенельда и ее саму нужно спасать сейчас, пока не прошла ночь.

– Если моего согласия достаточно, я его даю.

– Я принимаю обмен, – Урд слегка кивнула.

Покрывало ее шелохнулась, из-под него показалась тонкая белая рука. Лицо по-прежнему скрывалось под слоями серого тумана, и Снефрид была этому рада. Рука простерлась над тихо кипящими водами источника и сделала движение, будто вытягивает что-то.

Вода забурлила сильнее. Что-то поднималось из глубины к поверхности. Показалась голова – человеческая голова с закрытыми глазами. Снефрид вспомнилось: это ведь тот самый источник, где хранится голова Мимира! Но эта голова поднялась уже достаточно высоко и стало видно, что она – женская.

Словно что-то толкало снизу, фигура молодой женщины возносилась все выше. Вот она стала видна по плечи, по пояс… Вот она уже стоит на поверхности воды.

– Возьми ее! – предложила Урд. – Это фюльгья Свенельда сына Альмунда.

Снефрид шагнула вперед, и парящая над источником роса пронзительно-холодным облаком окутала ее лицо. Протянула руку, взяла руку фюльгьи – белую, слегка влажную, мягкую, безвольную, не теплую и не холодную, по ощущениям схожую с лепестком цветка в тени. Потянула на себя, и фюльгья послушно двинулась за ней. Снефрид перетащила ее через белые камни и поставила на зеленую траву возле себя. При этом мельком заметила, что окружена широким кольцом кустиков цветущей сон-травы – белой, голубой, розовой, светло-желтой. Цветки и стебли были покрыты каплями воды, отчего пух под лепестками густо серебрился. Откуда они взялись, ведь когда Хравнхильд и Снефрид сюда пришли, никаких цветов не было?

– Ты пойдешь со мной! – на всякий случай строго сказала Снефрид фюльгье.

Та слегка кивнула, не поднимая глаз. Уже хорошо, если она слышит и слушается. На вид она была как молоденькая, лет пятнадцати, девушка, с очень длинными и густыми светлыми волосами – что обличало ее большую жизненную силу, – с миленьким личиком. Чудно было видеть, что у Свенельда имеется столь женственная часть души, но ведь фюльгья и есть «жена-двойник», которая живет в душе каждого мужчины. Ее молодость и миловидность были добрым знаком, обещавшим владельцу счастье в жизни, и Снефрид порадовалась своему успеху.

– Держи ее крепче! – велела Хравнхильд.

Снефрид снова вцепилась в руку фюльгьи. Туман сомкнулся вокруг них плотной стеной, твердь под ногами растаяла, и Снефрид скользнула куда-то вниз – впрочем, довольно плавно. Две заботы вытеснили страх – не выронить жезл и не потерять фюльгью. Жезл она крепко сжимала в правой руке, а левой обхватила фюльгью за талию и прижала к себе. Так они и летели, ветер бессовестно забирался под подол и сколько хотел там шарил… Стало