Свенельда, до Хольмгарда оставалось несколько дней пути по широкой реке, и конец долгой дороги виделся уже совсем близким.

Снефрид возилась в шатре, когда вдруг услышала неподалеку уже знакомый голос – низкий, неторопливый, исполненный спокойной силы. Посчитала, что ошиблась – со времени встречи она все думала о Свенельде, вот ей и мерещится его голос. Как он может здесь быть – он ведь ушел к Альдейгье?

С волнением выглянула – возле костра, рядом с Асвардом, и вправду стоял Свенельд и кто-то из его людей. Он был при мече на плечевой перевязи, но без боевого снаряжения, в простой льняной рубахе и синем плаще, сложенном вдвое и перекинутом через плечо, но и так выделялся в толпе чем-то неуловимым. Он сам был как его меч – редкое, дорогое оружие с узорной золоченой рукоятью – среди простых топоров и копий. Угадывалась в нем выдающаяся сила, как телесная, так и духовная.

Не случилось ли чего? Торопливо заправив под чепчик выбившиеся волосы, Снефрид выбралась из шатра и подошла. Ее тянуло к Свенельду – некая смесь любопытства, уважения и сознания важности для ее целей этого человека. Она не собиралась отвлекать мужчин от их дел, но надеялась, что сумеет хоть немного расспросить о тех краях, куда лежит ее путь. Может, он все же вспомнит Ульвара? Тот ведь человек подвижный, говорливый и довольно заметный…

Как выяснилось, Свенельд приехал именно поговорить. Его стан у нижнего конца порогов отделяло от этого луга менее роздыха – не расстояние для человека, у которого есть конь. Устроив свою дружину на ночь и расставив дозоры, он позволил себе роскошь полюбопытствовать о событиях в Свеаланде. Обычно торговые гости из Северных Стран появлялись в этих краях еще до Середины Лета, но в этот раз Асвард с товарищами был первым.

Ему предстояло услышать немало занимательного. Асвард и Кетиль принялись рассказывать о войне между старым Бьёрном конунгом и его строптивым внуком, Эйриком Берсерком, которая завершилась внезапной смертью Бьёрна и дележом владений между его сыном, Олавом, и Эйриком. Свенельд слушал это с необычайным вниманием – его собственный владыка, Олав из Хольмгарда, был женат на внучке старого Бьёрна, Сванхейд, и Олав ярл приходился ему тестем. Как Свенельд заверил, Олав-зять и Сванхейд будут очень рады гостям, что везут им такие важные вести.

– У меня есть кое-что для госпожи Сванхейд, – сказала Снефрид. – Я виделась с Олавом ярлом, когда они с Эйриком завершали переговоры… Он был ранен в их единственной битве, и я лечила его, пока он не выздоровел, – пояснила она в ответ на взгляд, выражавший удивление, что она как-то связана с такими людьми.

Это была далеко не вся правда, а лишь ее малая часть, но если все остальное и стоило открыть, то, уж верно, не сейчас.

– Олав ярл был мне благодарен и, когда услышал, что я еду в Гарды искать мужа, дал мне это кольцо, – Снефрид показала перстень, висевший у нее в ожерелье. – Велел передать его госпоже Сванхейд и сказать, что он просит ее обо мне позаботиться. Я же смогу ее увидеть, когда приеду в Хольмгард?

– Да, само собой. – Свенельд ничего не мог сказать о подлинности кольца, но на Снефрид взглянул уважительно. – Она будет рада. Вечно всех купцов расспрашивает, что там у свеев делается, а ты совсем недавно ее отца видела!

– И не только его. Еще видела Бьёрна Молодого – ее родного брата, Эйрика и Альрека – ее двоюродных братьев. Могу рассказать то, что их сестре будет очень любопытно услышать… но мужчин я не смею занимать нашими женскими заботами, – Снефрид улыбнулась.

Уже стемнело, к черному небу летели от костра пламенеющие искры, оживленный разговор продолжался. Для Хольмгарда торговля со Свеаландом была очень важна, и особенно теперь, когда торговля с Хазарией расстроилась, возможно, навсегда. И как раз в это время Готланд и Бьёрко – самые важные торги, ближайшие к Гардам, – перешли в руки другого владыки, а именно Эйрика, бывшего «морского конунга». Поглядывая на Асварда и Кетиля, Свенельд прикидывал, предложит ли Олав им послужить, на обратном пути, послами от него к Эйрику или предпочтет отправить своих людей. Часто поглядывал на Снефрид – она словно притягивала взгляд – и при том замечал, что младший из троих стюриманов, рыжий Хлёдвир, в ответ бросает весьма недружественные взгляды на него, но Снефрид это, похоже, не беспокоит. Эта женщина вызывала в нем большое любопытство – своей красотой, величавой уверенностью, в которой, однако, не было заносчивости, острым умом, а еще необычайной отвагой. Многие женщины приезжали в Гарды из Северных Стран вместе с мужьями, но чтобы женщина поехала за море одна! О таком он еще не слышал.

Чем больше Свенельд смотрел на Снефрид, тем больше она ему нравилась. Когда он только ее увидел, заметил блеск ее серебристых глаз, ему вспомнились цветы, что расцветают среди первых, едва в лесу сойдет снег. Вылезают сразу целым пучком – крупные светло-желтые лепестки, внутри желтые тычинки, будто золотое кольцо в бокальчике… И сидят, похожие на шелковый платок, оброненный кем-то на грязно-бурый слой перележавшей под снегом листвы и рыжей хвои. Как же они называются? У Снефрид было что-то общее с этими цветами – может быть, эти серебристо-серые глаза, светлые волосы напомнили ему серебристый пух на стеблях? На первый взгляд ее черты казались слишком жесткими, но в разговоре это впечатление быстро проходило; приветливый, ясный взгляд, яркие, довольно пухлые губы смягчали лицо и делали ее очень привлекательной. Даже стан ее – худощавый, немного угловатый, с небольшой грудью, – был полон своеобразной, острой прелести и внушал влечение не меньшее, чем пышные станы признанных красоток. Неудивительно, что самый молодой из купцов на него волком смотрит… Ничего такого от Снефрид не желая, Свенельд вскоре уже испытывал тягу побеседовать с ней, чтобы никто не отвлекал. Хотя и понимал – не стоит, возникнет слишком много подозрений и сплетен, опасных для них обоих.

И вдруг… Глядя на Снефрид, сидевшую напротив, Свенельд увидел, что ее лицо застыло. Она всматривалась куда-то ему за спину, в глазах ее появилось сперва недоумение, потом испуг.

Свенельд быстро обернулся, но ничего особенного не обнаружил. Позади него сидели на дровах и плащах телохранители, Хольми и Эгиль, перешедший к нему после смерти Годо, но Снефрид смотрела не на них.

Она заметила, что он оборачивается, и как-то растерянно посмотрела ему в лицо. Свенельд слегка приподнял брови: в чем дело? У Снефрид задрожали губы – она хотела что-то сказать, но не