– Я думаю, можно не спрашивать, что бы ты мне порекомендовала…

Александра рассмеялась и, забрав у нее меню, подозвала официантку и заказала два клефтико и бутылку вина.

Через минуту официантка уже ставила на стол тарелки с запеченной бараниной, картофелем, маринованной морковью, оливками и большими, морщинистыми зелеными перцами, и обе молодые женщины принялись за еду.

– Ну, – спросила с полным ртом Александра, – как твоя новая работа?

Бетти пожала плечами.

– Ничего. Иногда даже забавно, – ответила она.

Александра напоказ содрогнулась.

– Три ребенка в возрасте до трех лет! – воскликнула она. – Не хотела бы я оказаться на твоем месте.

– К счастью, это не мои дети, – сказала Бетти, – поэтому время от времени я могу от них отдохнуть.

– Да, я понимаю… – Александра небрежно взмахнула рукой. – И все равно, я не думаю, что продержалась бы больше пяти минут. Я бы просто сошла с ума. Одна только ответственность… Вдруг с кем-то из детей что-нибудь случится – пусть даже не по моей вине? А ведь я даже не знаю, как оказывать первую помощь!

– В самый первый раз, когда я с ними осталась, – сказала Бетти, – старшая девочка едва не подавилась. Кусок моркови попал ей не в то горло.

– О господи! – Александра в непритворном ужасе прижала костлявую руку к груди. – А ты?..

– Я сделала ей прием Геймлиха.

– Кого?.. То есть что это за штука?

– Надо обхватить человека за грудь и сильно сжать.

Александра снова вздрогнула.

– Если бы на твоем месте была я, бедная девочка была бы уже мертва. А мне пришлось бы покончить с собой. – Она чиркнула себя ребром ладони по горлу. – Нет, дети – это не для меня. Мы несовместимы, – глубокомысленно закончила она и, налив себе и Бетти вина, с жадностью припала к своему бокалу.

– Ум-м!.. Видит Бог, мне это было необходимо! День был совершенно ужасный!

Бетти сдержанно улыбнулась. Насколько она могла судить, у Александры Любезноу других – не ужасных – дней просто не бывало.

– Я только что из больницы, – сказала она. – Я ездила навестить твоего брата.

– Что-о?.. Что с Джоном?!

– Болезнь легионеров.

Александра с отвращением поежилась.

– Как это на него похоже!

– Кроме того, у Джона легкое сотрясение мозга.

– Какой кошмар! – Она поморщилась. – Хотела бы я знать, что он такого делал, что заработал сотрясение и эту… болезнь?

– Ничего особенного. Просто слишком много работал и слишком долго жил в сырой квартире.

– Про квартиру я уже давно с ним даже не заговариваю, – сказала Александра. – Не понимаю, чего ради он продолжает жить в этой дыре? В Лондоне полно нормальных квартир, а Джон неплохо зарабатывает и мог бы… Но он уперся как осел! – Она вздохнула и, достав из лежавшей перед ней на столе пачки еще одну сигарету, чиркнула зажигалкой. Резко втянув дым, она медленно, с удовольствием выдохнула; при этом ее лицо заметно смягчилось.

– Ну и как он себя чувствует? – спросила она.

– Хорошо. Думаю, завтра его выпишут. Джон обещал, что поживет у меня хотя бы первое время.

– Что за ерунда! С тем же успехом он может жить и со мной! В конце концов, я его сестра и в какой-то степени обязана терпеть его капризы. Но тебе-то это зачем?..

Бетти смущенно улыбнулась.

– Извини, но мне кажется – Джон предпочел бы пожить у меня. И до работы ближе, и вообще… – Она замолчала, не желая глубже погружаться в мутноватые подробности взаимоотношений брата и сестры. – В общем, все нормально, – закончила она. – Пусть живет, я не против.

Александра прищурилась.

– Хотела бы я знать, что между вами происходит? – проговорила она.

– Ничего не происходит. Абсолютно, – небрежно ответила Бетти.

– Гм-м… Я чувствую, что вы не просто друзья, так?

– Не так, – сказала Бетти. – То есть… В общем, мы друзья. Честно. Иногда Джон меня выручает, иногда я – его. Как-то так…

– Он тебя выручает? – удивилась Александра.

– Да, – подтвердила Бетти. – А что тут такого? Например, как раз сегодня утром он сходил по моей просьбе в библиотеку и кое-что там откопал.

Александра пренебрежительно фыркнула.

– Что-то мне не верится, что от Джона может быть какая-то польза.

– Но он действительно мне помог! – воскликнула Бетти. – Он нашел для меня племянника Джона Уорсли. И сегодня я ездила к нему.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Его зовут Иеремия Уорсли, и он владеет антикварным магазином в Кэмден-Тауне. Он рассказал мне очень много интересного об Арлетте и своем дяде – такого, о чем никто раньше не знал.

– Что же он рассказал? – Александра выглядела и ошеломленной, и заинтересованной.

– Он рассказал, что Арлетта, оказывается, вышла замуж за Гидеона, а потом неожиданно исчезла, что у Арлетты был роман с чернокожим музыкантом по имени Сэнди Бич – с тем самым, фото которого мы видели на клубной программке, что она бросила его ради Гидеона и что Гидеон покончил с собой, когда потерял Арлетту.

– Боже мой! Да у меня не брат, а чистое золото! – рассмеялась Александра и добавила: – Ну а если серьезно, Джонни действительно молодец. Но послушай, что я тебе расскажу… – Она отставила бокал и надела очки. – Я тоже кое-что узнала. – С этими словами Александра достала из большой кожаной сумки, висевшей на спинке ее кресла, какие-то бумаги и, разложив на столе, некоторое время задумчиво их перебирала. Наконец она подняла на Бетти глаза и грустно покачала головой.

– Надеюсь, я не очень тебя огорчу, но… Если все это значит именно то, что я думаю, тогда… тогда история твоей бабушки гораздо печальнее, чем нам до сих пор казалось…

1921

Арлетта так и не увидела своего ребенка. Его унесли, прежде чем она сумела бросить на него хотя бы взгляд. Горячка затуманивала ее сознание, а эфир и хлороформ, которые ей давали, путали мысли настолько, что она почти не соображала, где она и что с ней происходит. Единственное, о чем Арлетта помнила, несмотря ни на что, это о том, что роды наступили на три месяца раньше срока и что ее ребенок появился на свет мертвым.

– Какого он цвета?.. – прошептала она запекшимися губами, когда младенца вынесли из палаты словно какой-то мусор, но акушерка велела ей не разговаривать.

– Он белый?! – закричала она изо всех сил. – Белый?!

– Конечно, он белый, – ответила акушерка. – Какого же еще цвета он может быть? Маленький белый мальчик, упокой бедняжку Господь…

Она вышла, и Арлетта осталась одна, чувствуя, что ее душа так же пуста, как и ее утроба.