Маленький белый мальчик.

Белый мальчик.

Слава богу.

На протяжении последних месяцев она очень боялась, что инстинкт ее подвел. Какая-то часть ее души продолжала сомневаться в очевидном. А вдруг это все-таки ребенок Годфри, порой думала она, но теперь Арлетта знала. Ребенок был не от Годфри, а от Гидеона. Значит, не зря она так мучилась все эти месяцы.

Дрожащими руками Арлетта ощупала живот. Он все казался выпуклым и твердым, но это была всего лишь иллюзия, обман чувств. Никакого ребенка у нее нет. Давно нет. Она догадалась об этом почти сразу, как только перестала ощущать, как толкается и переворачивается крошечное существо внутри нее. Потом пришла боль, но Арлетта уже знала – знала, что ей никогда не держать своего ребенка на руках, никогда не кормить его грудью.

Маленького белого мальчика.

Фрэнсис Уорсли. Так его должны были бы звать.

Она с трудом села, но комната плыла у нее перед глазами. Бесшумно отворилась дверь, и она увидела на пороге высокого, красивого мужчину. Это был он, ее муж. Человек, который ее изнасиловал. Он плакал.

– Вот и все, – холодно проговорила Арлетта. – Все кончено, и мы должны положить конец этому фарсу. Наш брак будет аннулирован.

– Наш сын… – всхлипнул Гидеон. Из носа у него текло, но он не сделал попытки вытереться. – Наш сын…

– …Умер, – жестко закончила Арлетта. – Он с самого начала не должен был появиться на свет. Это наказание, – добавила она. – Наказание за то, что́ ты со мной сделал.

Гидеон молча смотрел на нее, засунув кулак в рот, чтобы сдержать рыдания.

– Бесчувственная дрянь, – проговорил он наконец. – Грязная, бесчувственная дрянь. Шлюха.

– Это ты сделал меня шлюхой, Гидеон. Во всем, что случилось, виноват только ты один.

– Не могу поверить, что когда-то любил тебя без памяти. У тебя сердце из камня!

Арлетта опустилась на подушки и, повернувшись к нему спиной, уставилась в стену.

– Уходи, – глухо сказала она. – Как только мне разрешат вставать, я заберу свои вещи и вернусь к Миллерам.

Арлетта слышала, как Гидеон глухо всхлипывает в дверях. Один или два раза он с силой ударил кулаком по стене, потом вышел в коридор. Дверь за ним закрылась, по коридору прошуршали удаляющиеся шаги.

Арлетта глубоко вдохнула и задержала воздух в груди, чтобы не зарыдать в голос.

Ее ребенок умер.

Но ее будущее родилось вновь.

Бо́льшая часть участников оркестра находилась в Лондоне – гастрольный тур прервался, когда один из его устроителей был объявлен банкротом. Сейчас его дело медленно двигалось через суды различных инстанций, но музыканты, к счастью, не голодали, зарабатывая концертами то в одном, то в другом популярном ночном клубе. О том, где выступал Годфри, Арлетта узнавала через Мину́, которая регулярно посещала модные рестораны и вечеринки. Ей было горько сознавать, что, пока узы безрадостного брака удерживали ее, словно в тюрьме, в особняке Гидеона в Челси, жизнь продолжала бурлить и пузыриться, как налитое в бокалы шампанское.

Годфри, как стало ей известно, по-прежнему жил в съемной квартире в южном Лондоне и чуть не каждый вечер выступал с братьями Лав в «Голубой бабочке» на Ковентри-стрит. Именно туда она и отправилась через месяц после рождения своего мертвого ребенка, чтобы посмотреть, можно ли еще как-то спасти их короткую, нескладную любовь.

Арлетта и Мину сидели в отдельной кабинке, пили розовый джин и яростно сплетничали, старательно делая вид, будто прошедших шести месяцев не было вовсе. Ни о ребенке, ни об обстоятельствах его зачатия подруга по-прежнему ничего не знала: вернувшись в Блумсбери после злосчастной вечеринки у Миллеров, Арлетта объяснила свое внезапное исчезновение тем, что выпила лишнего, и ее стало тошнить. Возможно, Мину о чем-то и догадывалась, однако до сих пор она ни разу не спросила Арлетту о том, почему она так неожиданно порвала с Годфри и выскочила замуж за Гидеона. Возможно, она что-то знала, но предпочитала держать язык за зубами, и Арлетту это вполне устраивало. По крайней мере, ничто не мешало обеим вести себя так, словно у них все прекрасно и ничто, абсолютно ничто их не заботит и не тревожит.

– Моя новая соседка по квартире тебе и в подметки не годится, – говорила Мину. – Если бы ты только знала, какая она скучная! Представляешь, каждое воскресенье она посещает службу в соборе Святого Георга и полчаса читает молитвы даже перед тем, как выпить стакан воды. Ума не приложу, с чего мне вообще вздумалось пригласить ее себе в компаньонки! Должно быть, все дело во внешности… Выглядит она просто потрясающе, вот уж чего у нее не отнимешь! Я-то думала, что красивая девушка обязательно должна быть веселой, но ошиблась. Большей зануды я не встречала.

Она весело расхохоталась, и Арлетта тоже несколько раз хихикнула, продолжая наблюдать поверх плеча Мину за эстрадой, с которой как раз уходили предыдущие исполнители. Они так долго раскланивались, улыбаясь аплодировавшей публике и посылая ей воздушные поцелуи, что Арлетте захотелось прогнать их пинками, потому что следующим в программе значился Годфри. Ее Годфри. Единственный человек, которого она любила.

Мину перехватила взгляд Арлетты и, нашарив под столом ее руку, слегка пожала. Арлетта ответила благодарной улыбкой. Когда-нибудь она расскажет ей все. Когда-нибудь, но не сейчас.

Тем временем на эстраду взобрался какой-то хлыщ с блестящими от помады черными волосами и нарциссом в петлице. Коверкая слова на американский манер, он объявил:

– А сейчас, уважаемые леди и джентльмены, сэры и пэры, герцоги и герцогини, позвольте представить вам наших специальных гостей – знаменитое трио исполнителей и солистов прославленного Южного синкопированного оркестра, прибывшего в наш город с солнечных Карибских островов. Встречайте! Звезды современного джаза – Сэнди Бич и братья Лав!

Публика вновь разразилась аплодисментами. Арлетта тоже хлопала вместе со всеми – хлопала так сильно, что у нее заболели ладони. Лучи юпитеров разом повернулись, устремившись на эстраду, взвился вверх занавес, и она увидела его – прекрасного и ясноглазого, со сверкающим кларнетом в длинных тонких пальцах, одетого в ярко-синий костюм и мягкую фетровую шляпу. На мгновение ее взгляд остановился на его ноге в блестящем лакированном ботинке, которым он отбивал ритм первых аккордов – его манера.

У Арлетты занялось дыхание, и дальше она просто смотрела, с жадностью впитывая каждую черточку знакомого лица, зная, что из-за бьющего в глаза света он вряд ли сможет разглядеть ее в кабинке и что после сегодняшнего концерта она тоже может его никогда больше не увидеть.

– Он прекрасно выглядит! – громко прошептала ей на ухо Мину.

– Да, – согласилась Арлетта. – Просто превосходно.

После выступления они с Мину пробрались за кулисы. Здесь Арлетте все было хорошо знакомо. Она побывала за кулисами почти десятка клубов и отлично помнила запахи, звуки, атмосферу всеобщей приподнятости и возбуждения.