Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он изумленно на меня уставился.
— Тони? Да нет, конечно! С чего бы ему лазать по нашим крышам?
— Не знаю, — ответила я. — Но, по-моему, именно его пуговицу я нашла в саду под решеткой.
Он лишь посмеялся и сказал, что я заразилась детективной инфекцией, витающей над нашим островом. Кто-то всегда оставляет поблизости запонку или пуговицу, нарочно, чтоб полиция имела улику под рукой. А если бы я была благоразумной девочкой и не строила разные догадки, то пошла бы вздремнуть и предоставила бы властям заниматься этим делом.
Однако лицо его, когда он покинул меня и отправился к себе, было задумчивым.
Дремать я не стала. Днем отправилась поплавать, а потом сидела на пляже, подставив лицо солнцу и морскому ветерку, и думала об Аллене Пелле. Трудно было представить его в той жизни Джульетты, какая предстала нам в ее роскошных апартаментах. И тем не менее художники там бывали, почему бы и ему не стоять возле этого ее бара— или же за его стойкой? Смешивал коктейли, смеялся, болтал. Бывали, наверное, и иные моменты, когда компания расходилась и они оставались там вдвоем. Но мне не хотелось об этом думать. Я поднялась в дом и переоделась к ужину, чувствуя себя чрезвычайно усталой и подавленной.
Именно в ту ночь я начала думать, что Артур все-таки был причастен к этой тайне.
Время от времени я заглядывала в комнату к Мэгги, а в полночь отпустила сиделку, чтобы та смогла спуститься вниз и поужинать. Лиззи оставила для нее в столовой термос с кофе и поднос, и я посоветовала ей не спешить.
— Пожалуйста, не оставляйте ее одну, мисс Ллойд, — уходя, попросила сиделка. — Она вроде бы спит, однако то и дело порывается выбраться из постели.
Сиделка отправилась вниз, я же уселась возле кровати Мэгги. Странно было видеть ее спящей; ее загрубевшие от работы руки были неподвижны, а волосы, заплетенные в две косы, разметались по подушке. Я и забыла, какие у нее чудесные волосы. Как много времени прошло с тех пор, когда, просыпаясь по утрам, я наблюдала, как она торопливо их расчесывает.
— Ну потерпи же, Марша. Мне же нужно что-то на себя надеть, так ведь?
— Но не вечно же ты будешь расчесывать свои волосы! — капризно говорила я.
Теперь же она спокойно спала, и я зашла в ванную, чтобы положить в резиновый пузырь свежего льду, как вдруг, мельком глянув в окно, увидела, что кто-то с электрическим фонариком стоит возле кустов. Пока я смотрела, лучик света двинулся в сторону сарая и замер на его замке.
Меня охватил страх. Я неподвижно замерла, вглядываясь в темноту, и в тишине слышала, как сиделка гремит внизу посудой. Тогда я бросила пузырь со льдом и ринулась в комнату Артура.
Его там не было. Он даже не ложился. В изумлении я остановилась в дверях. Вот его книга. В пепельнице еще дымилась его сигарета. Но сам он исчез.
Когда я вернулась к лестнице, он как раз входил через парадную дверь. В коридоре было темно, но я разглядела его неясный силуэт и услышала, как он тихонько прикрывает дверь. Тогда я отскочила в сторону. Стоя в дверях комнаты Мэгги, слышала, как он крадучись поднимается по лестнице; вскоре хлопнула дверь его комнаты.
Когда я вернулась к Мэгги, то обнаружила, что она уже выпростала одну ногу из постели и пытается подняться. Я снова уложила ее, а когда вернулась сиделка, я пошла к себе. Но, ложась в постель, я уже понимала, что Артур, несмотря на всю его откровенность в тот день, многое утаил от меня.
В ту ночь я спала крепко. Наверное, при чрезмерной нагрузке мозг просто достигает такой точки, когда единственным спасением является сон. Когда я проснулась, комната была залита солнцем, а из спальни Артура слышалось журчание душа. Снизу доносился умиротворяющий аромат кофе и бекона, к пристани подходила рыбацкая лодка, груженная треской, а самая нахальная из ворон уселась на моем столике на веранде и деловито клевала мои сигареты.
И все было как обычно, даже огромная красная медуза, дрейфовавшая неподалеку. Но когда я вышла на веранду, чтобы прогнать ворону, то заметила внизу еще один предмет, лишь частично погруженный в воду— с каждой волной его прибивало к берегу и тут же относило назад. Предмет по виду напоминал мужской носовой платок довольно-таки яркой окраски, и у меня вдруг возникло тошнотворное ощущение, что он мне знаком.
Одно было несомненно— я должна была его достать. Оглядываясь назад, не могу с уверенностью сказать, почему я сочла это таким важным. Но тогда я даже не раздумывала и, торопливо, одевшись, сбежала вниз. Старые рыболовецкие снасти по-прежнему хранились в стенном шкафу в холле, лески порядком подгнили, а крючки заржавели. Но сами удочки находились во вполне приличном состоянии, я взяла одну из них и вышла на веранду. Однако задача оказалась не такой уж простой, как я рассчитывала. Эта штуковина то и дело ускользала, возвращалась и снова терялась; и надо было видеть лицо Уильяма, когда он в конце концов застал меня за этим занятием. Он оставался невозмутимым и тогда, когда, раскрасневшись от напряжения, я таки выловила этот платок.
— Я заметила, как он тут плавает, — пустилась я в ненужные объяснения. — По-моему, он принадлежит Артуру.
— Да, мисс, — невозмутимо ответствовал он. — Ваш поднос наверху, мисс.
Разумеется, он знал, что к Артуру платок не имеет никакого отношения. Он был не только кричащей окраски, но к тому же запачкан краской, и я ни минуты не сомневалась, что видела его раньше. Я высушила его и спрятала, однако в будущем мне еще суждено было поволноваться из-за него.
Остаток дня мне запомнился смутно — в основном какие-то детали, казавшиеся в то время несущественными. Во-первых, из окружного центра позвонил шериф.
— Надо кое-что обмозговать, Марша, — сообщил он. — Насчет этого нью-йоркского дельца. Почти что каждый мужчина в то или иное время наведывался обратно на материк на поезде, однако на прошлой неделе таких оказалось не слишком много. Фред Мартин из гольф-клуба ездил навестить больную мать. Я уже потолковал с Дороти, и эта самая больная мать действительно существует. Затем мистер Дин— возможно, заграбастать очередной миллиончик. И юный Радсфорд за компанию с Бобом Хатчинсоном отлучались на денек, чтобы заказать какие-то кубки для гольф-турнира. Это я к тому, что их визиты в Нью-Йорк вызывают у меня подозрение.
— Уж