Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После ленча мы вновь вернулись в квартиру Джульетты. Сундуки уже прибыли, и, учитывая имеющиеся на них законные притязания, я оставила их в холле у портье. Шериф продолжал усердно просматривать записные книжки с адресами и телефонами. Вскоре, однако, выяснилось, что, за исключением торговца цветами и поставщика спиртного, все прочие знакомые Джульетты на лето выезжали из Нью-Йорка; еще не было трех часов, когда шериф отправился в ее банк; вернулся он весьма раздосадованный.
— Вот забавно, — рассуждал он. — У себя дома я мог бы зайти в банк, и Эд Хоу рассказал бы мне все, что знает о подобном дельце. А здешние ребята ведут себя так, будто я собираюсь ограбить их банк. Возможно, мне удалось бы что-нибудь выяснить в полиции на Централ-стрит, но мы и так уже успешно надули одного типа сегодня. Да и вообще… — он хитро улыбнулся, — я ведь для них всего лишь провинциальный шериф из захолустья, копающийся в двух убийствах, и лучше мне, пожалуй, не ставить их в известность, что я тут, в городе.
Кое-какие сведения он, однако, раздобыл. В этом самом банке у Джульетты не было личного сейфа. А значит, как ему представлялось, не было и счета.
Шерифа все-таки волновала эта злосчастная газетная вырезка. Он снова достал ее и принялся изучать.
— Может, это и зацепка, а может, нет, — рассуждал он. — Ясно одно. Либо Джульетта, либо Джордан сочла это сообщение достаточно важным, чтобы вырезать его и сохранить. И вот еще что стоит взять на заметку. Имя этого парня, Пейджа, начинается с буквы «Л», а у меня все не идет из головы та приписка Дженнифер. Кроме того, похоже, эти люди принадлежат к высшему обществу. Кто еще стал бы помещать в газету такого рода официальное уведомление, ежели случилась размолвка и свадьбу отменили?
Поблизости оказался экземпляр «Светского реестра», и я взяла его в руки. Шериф удивился и заинтересовался, когда я показала его ему, однако ни Эмили Форрестер, ни Лэнгдон Пейдж там не значились.
Шериф забрал у меня справочник и бегло просмотрел его.
— Черт возьми, и что вы на это скажете? — спросил он. — Вот мы живем в Америке, где по идее все свободны и равны. Но горстка людей попадает в такую вот книжицу и сразу же становится отличной от всех прочих смертных!
Напоследок он еще раз обошел апартаменты Джульетты. Помимо двух комнат для слуг, столовой, библиотеки и гостиной, там были еще три или четыре комнаты для гостей, и все это великолепие, казалось, озадачило его.
— Откуда у нее все это? — спросил он. — Даже если она не платила по счетам, за что-то ей ведь приходилось платить! Квартира стоила ей шесть тысяч в год. Это я выяснил у лифтера— и всего за пятьдесят центов. А теперь, хоть о покойниках не принято говорить плохое, скажите мне: одна она со всем этим управлялась или же ей кто-то помогал?
— Вы имеете в виду: содержал ли ее кто-нибудь? Этого я, естественно, знать не могу.
Шенд вдруг смутился. Он все еще считал, что я не в курсе суровой правды жизни.
— Ну да, что-то в этом роде, — сказал он. — Лично я считаю, что нет. Женщины ее сорта всегда стремятся к браку, дабы заполучить кучу денег. Они крутят хвостом направо и налево, но на самом деле стремятся к надежности и безопасности, которую им обеспечил бы какой-нибудь мужчина. За сорок лет я их немало повидал, и лично мне это представляется таким образом.
— Иными словами, поскольку ее расходы явно превышали ее реальные возможности, непонятно, откуда она брала деньги, — резюмировала я.
Он провел рукой по волосам уже знакомым мне жестом.
Вот это и не дает мне покоя, — медленно произнес он. — Возможно, у нее был какой-то козырь против какого-то денежного туза… И он должен был раскошеливаться… До поры до времени…
— Значит, Джули была способна на шантаж, — задумчиво протянула я.
— От такой женщины, как Джульетта Рэнсом, можно ожидать чего угодно. Ради такой роскоши она была готова на все…
Некоторое время он молчал. Раскурил свою трубку и расхаживал по комнате.
— И вот еще что, Марша, — заговорил он наконец. — Откуда она была родом? Кто были ее родители? Bы этого не знаете, а судя по этой квартирке, не исключено, что она вылупилась из яйца.
Когда мы закончили уборку, я была вся в грязи и жутко устала. В косметическом салоне мне удалось вымыть голову и сделать маникюр; тут появился косметолог и со всей грубой прямотой, свойственной служителям подобных заведений, заметил, что неплохо бы мне сделать массаж лица.
— Вы случайно не больны? — поинтересовался он. — Цвет лица, да и кожа очень реагируют, когда внутри что-то разлаживается.
Но я резко ответила, что пусть уж мое лицо остается в том виде, какой оно приобрело за двадцать девять лет, и он удалился с раздраженным видом.
И еще кое-что сделала я в тот день. Зашла к торговцу цветами, который получил заказ на еженедельную поставку цветов для могилы Джульетты. Когда я все ему объяснила, он отправился в подсобку и просмотрел свои книги записей, однако вернулся со смущенным видом.
— Прошу прощения, — сказал он. — Заказ сугубо конфиденциальный.
Шерифу я не стала рассказывать о своем визите к цветочнику, ибо это наводило на слишком пугающие размышления.
В ту ночь в поезде я плохо спала. За исключением открытия, что нас кто-то опередил, поездка эта казалась мне абсолютно бесполезной. В результате я вдруг поймала себя на мысли, что с горечью и обидой вспоминаю последние шесть лет; для Артура это были годы борьбы, для меня— в некотором смысле годы потерь, в то время как Джульетта сумасбродно и беспечно прожигала жизнь.
А ведь это действительно была борьба. Бедность — понятие относительное. Мы не были бедны — в обычном смысле этого слова. Я была в состоянии держать слуг, дабы уберечь их от необходимости жить на пособие по безработице. До сих пор я исправно платила налоги и сохраняла свою собственность. Однако требования, предъявляемые ко мне и к Артуру, были весьма жесткими. Нет, жизнь не была справедлива к нам после смерти наших родителей и развода Артура с первой женой.
Знал ли Артур о той разгульной жизни, которую она вела в основном
