Решительное промежуточное усилие поддержать славу пражского гроша и укрепить положение национальной монеты предпринял в 1469 году король Йиржи из Кунштата и Подебрад, он-то и восстановил в Кутна-Горе прерванное военным лихолетьем монетное производство. Мне почему-то особенно симпатичен этот персонаж прошлого — гуситский вожак, последний монарх-чех (после него престол святого Вацлава занимали только инородцы и иностранцы), к тому же единственный в истории страны король не царской крови, пусть и не выходец из мужицкой семьи, а представитель богатой богемской аристократической фамилии. При этом Йиржи на самом-то деле не происходил ни из Кунштата (родовое поместье в южной Моравии), ни из собственно Подебрад (историки теперь сомневаются в том, что он родился в этом городке в полусотне километров от Праги).

Отец будущего короля, юный рыцарь по имени Викторин, был видным гуситским полевым командиром, чуть ли не адъютантом Яна Жижки, но скончался совсем молодым. Оставшийся сиротой в четыре года Йиржи начал военную карьеру еще круче своего родителя: в 14-летнем возрасте принял участие в чешско-чешской битве на Липанском поле. Потом Йиржи 35 лет воевал, и против католической оппозиции, и против своих гуситских братьев по вере, и против неприятеля из Саксонии и Венгрии, но к власти в 1458 году пришел с помощью мастерства переговорщика, а не благодаря грубой силе, хотя и опирался на обученное партизанской тактике войско.

Памятник королю Йиржи из Подебрад (1891), Подебрады. Cкульптор Богуслав Шнирх

При очень непростых внутренних и внешних обстоятельствах в Чешских землях в ту пору освободился трон, претендентов на корону насчитывалось несколько, и вот ценный приз выиграл не какой-нибудь очевидный фаворит, а фигура пусть относительных компромисса и согласия, земский управитель, сосредоточивший в своих руках значительную исполнительную власть, да еще предводитель одной из гуситских партий — то есть, по-нынешнему говоря, влиятельный функционер, опиравшийся на местные элиты. Случается и такое: именно за Подебрадского, а не за Габсбурга или Ягеллона — кто волей, а кто под давлением или убоявшись угроз — и проголосовали на собрании в Староместской ратуше представители сословий: и гуситы, и многие католики, и чехи, и некоторые немцы.

Непрочного вотума доверия королю Йиржи хватило на 13 лет царствия, до самой смерти. И до самой смерти он не сменил веру (в папской-то Европе!), причем обе его королевы, Кунгута из Штернберка и Йогана из Рожмиталя, нарожавшие в общем счете дюжину детей, были католичками. С правлением этого монарха в чешской историографии связан термин «королевство двух вер»: в стране уживались люди, верившие в Христа несколько по-разному. Свою корону вопреки правилам эпохи Йиржи завещал не сыну (хотя своих детей имуществом и деньгами не обидел), а польскому царевичу, поскольку полагал такой выбор для Чешских земель политически более перспективным.

Йиржи из Подебрад известен еще и тем, что настойчиво продвигал едва ли не первую в истории Европы концепцию добровольного политического соединения народов и стран, но этот проект коллективной безопасности оказался несвоевременным. Советник короля, итальянец Антонио Марини родом из Гренобля, к 1462 году разработал концепцию всеевропейского союза государей во имя Господа нашего. Разные версии этого дипломатического плана (Tractatus pacis toti Christianitati fiendae, «Договор об утверждении мира между христианами») Марини в доверительной обстановке представил в столицах нескольких государств, но повсюду встретил больше настороженности, чем поддержки.

Направленная на защиту от османской угрозы, христианская лига короля Йиржи действительно может быть воспринята теперь и как предтеча Европейского союза: споры предлагалось урегулировать мирным путем и методом свободной дискуссии, каждому участнику отводилось по одному равному с другими голосу, для разрешения конфликтов предназначался международный суд. В середине XV века, в еще не пробовавшей абсолютизма Европе, такое начинание не имело шансов на успех, тем более что Йиржи пытался ограничить в своей будущей Европе влияние папы римского и роль императора Священной Римской империи. Понятны и причины, по которым столь храбрую идею выдвинул хозяин окруженного могучими соседями государства — худородный король, которого наместник святого Петра полагал еретиком, почему и отлучил в конце концов от своей святой Церкви. Расстроенный неудачей, дипломат Марини покинул Богемию, чтобы больше в свиту гуситского короля не возвращаться.

В пору Йиржи Подебрады (по-чешски «возле брода») были благородным леном с панским замком-крепостью над эльбской водой да хижинами, в которых ютилась чернь. Теперь это прелестный курорт с источниками углекислой водички, полезной для тех, у кого неважно с сердцем. В мрачноватом замке помимо обязательного музея с экспозицией во славу короля размещен Институт языковой и профессиональной подготовки, проще говоря, курсы, по окончании которых иностранные абитуриенты получают возможность поступить в Карлов университет. Собственно, этим Подебрады и известны целым поколениям чешских иностранцев. Сырые замковые помещения при Иосифе II Габсбурге приспособили под квартиры для отставных офицеров, теперь это аудитории, в которых юноши и девушки из разных стран постигают правила склонения чешских существительных и произношения чешских свистящих и шипящих звуков.

Подчеркнутую международность подебрадскому замку придает и массивный серокаменный знак, напоминающий об опередившей время попытке чешского короля объединить то европейское, что объединению не поддавалось. Да, Йиржи из Подебрад и Антонио из Гренобля не смогли и не могли превратить грош в евро, а Прагу или Кутна-Гору подготовить к роли, которую теперь с такой натугой играет Брюссель. Однако безумство храбрых достойно песни: не смогли, так хотя бы попробовали. Во внутреннем дворе замка, у входа в городской кинотеатр, установлены 27 пластиковых сердец, каждое из которых легко вращается вокруг своей оси. Евросердца расписаны молодыми художниками-акционистами в национальных стилях стран, которые теперь формируют ЕС, а раньше-то тоже были в том числе и маркграфствами, и курфюршествами, и какими-нибудь еще зависимыми территориями. Больше других нам, конечно, понравилось честное чешское сердце: на фоне сине-красно-белого триколора тонкая юношеская рука показывает знак V.

Именно таких людей — тем более что Йиржи (по-нашему Юра) почти что из народа — положено считать провидцами. Вот еще что забавно: «гуситский король» не был ни особым умницей (толком не знал, например, немецкого, а латынь не учил вовсе), ни статным красавцем (его лицо и тело обезображивали оспины и шрамы). Умер он не героем и не мучеником, а от последствий асцита, имея явную склонность к ожирению. Тем не менее и Кунштат, и Подебрады поставили низенькому толстяку Йиржи из Кунштата и Подебрад памятники благодарности, один пеший, другой конный; элегантная площадь в Праге (в просторечии Jiřak) носит имя «гуситского короля». Подебрадский монумент, на высоченном постаменте, выглядит великоватым для небольшого города; во всей Чехии сыщется еще только пара таких громадных бронзовых всадников, ну вот святой Вацлав и Ян Жижка. Скажу я вам, неплохая троица.