– М-да, придется поторопиться! – крикнул Полынь.

Ловчий залез на верхушку скалы, под которой жались гостиницы оазиса, и оттуда изучал горизонт, глядя в серебряный бинокль со значком департамента Ищеек на боку.

Но даже без увеличения зрелище, явленное вдалеке, не предвещало ничего хорошего.

Невероятных размеров бронзовая туча, ворча и перекатывая мышцами, гремела на востоке. Она навалилась на пустыню глухой, голодной злобой, и в ее сухом чреве то и дело мелькали багряные разряды молний.

Песок, поднятый ураганом, стирал детали, но все мы знали: в глубине таких бурь живут шувгеи. Колдовские смерчи, демонические воронки, выходящие на охоту стаей.

Внутри каждого сидит злой дух – собственно шувгей, – который больше всего на свете любит лакомиться человечиной. Воронка воздуха затягивает тебя в разреженное сердце смерча и уже там начинает шинковать, как салат к обеду, никуда не торопясь. Как именно это выглядит, неизвестно: до сих пор никто не выживал.

Или выживал, но не спешил распространяться. О действительно страшных вещах не хочется вспоминать. Мусолят косточки катастроф только те, кто обошелся малой кровью – или вовсе проходил мимо.

Говорят, в Лайонассе шувгеи появились после падения Срединного государства. Они стали одним из порождений остаточной магии, которая разлилась по Мудре в тот год, когда срединную столицу сожгли драконы. Ведь даже смерть одного человека вызывает сильный всплеск бесконтрольной энергии унни, а что уж говорить о единовременной гибели целого города…

Полынь спрыгнул со скалы:

– Я разглядел очертания семи крупных воронок. Они растянуты цепью, зазоры по несколько миль каждый. Но и в этих «окнах» с видимостью будет очень… – он вздохнул, – очень нехорошо. Все готовы? Тогда выдвигаемся.

И мы пошли навстречу урагану. Выбора у нас не было: «глушилка» Тишь подавляла телепортацию, классическая магия практически отсутствовала в Пустыне Тысячи Бед – из-за случившейся здесь трагедии, а Скольжение Полыни не делилось сразу на пятерых.

Признаться, это было очень странно: пешком идти на бурю. Противоречило инстинкту самосохранения.

Если тебя уже закинули на дно ущелья, заполненного мраком и кошмарами, то ты понимаешь, зачем тебе лезть наверх, и все твои чувства сами выталкивают тебя к свету. Но хладнокровно, монотонно спускаться вниз куда сложнее – что-то внутри отчаянно сопротивляется подобной тактике.

Мы шли, и буря все выше приподнимала свой карминно-пылевой подол.

Гул ветра нарастал. Пески под нами шевелились, хватали за ноги. Иногда кто-нибудь из нас падал, и с каждым разом вставать оказывалось все труднее.

Я обвязала голову платком, оставив только щелочку для глаз. Острые злые песчинки били в самый зрачок. Я поминутно терла глаза руками, но ощущение того, что теперь под веками у меня живет песок – вместо теневых бликов, – не уходило.

Наконец Полынь, шедший первым, остановился. Он обернулся, окинул болезненно-сухим взглядом нашу компанию и вдруг рывком натянул мой платок вниз – так торговцы опускают гребенчатые ставни лавок перед уходом.

– Замотайтесь все! Я доведу! – крикнул Ловчий.

– Полынь, возьмите бинокль! – предложил Дахху. – Защитите глаза хоть как-нибудь!

– С ним невозможно идти! – возразила Кадия. – Слишком большое приближение!

– Ничего, у меня есть магия! – Полынь, пусть с видимым усилием и только с третьей попытки, но наколдовал себе защитный шлем-пузырь.

Остальные наглухо скрыли лица и вцепились друг в друга, как в карнавальном танце. Мы вытянулись вереницей, и воющие барханы приветствовали наш путь, танцуя и поднимая пески.

Рядом с Полынью осталась мумия: единственная, кому буря не причиняла неудобств. Еще ночью эффект уменьшающего артефакта развеялся, и теперь наша забинтованная подруга в полный рост ковыляла рядом с нами, крутя головой и что-то одобрительно сипя при виде барханов. Признаться, она была очень кстати: мертвец не только вносил в нашу команду бодрящее разнообразие, но еще и нежно поддерживал первопроходца-Ловчего, когда тот, бывало, спотыкался.

Мне же в темноте платка вспомнилась иномирная картина, чью копию Анте однажды показывал нам с Кадией. Она называлась «Притча о слепых» и была нарисована до того жутко, что от нее сложно было оторвать взгляд.

– «Если слепой ведет слепого, то оба они упадут в яму», – продекламировал тогда Давьер, склонив голову набок и любуясь полотном. – Что означает: тщательнее выбирайте учителей.

– А если выбираешь не ты, а тебя? – пробормотала я, силясь найти в уродстве картины хоть какой-то просвет красоты.

– Пф. Иллюзия, придуманная слабаками. Все, что с нами происходит, – следствие нашего, и только нашего выбора.

– Если бы это было так, то все бы жили счастливыми, богатыми и знаменитыми, – возразила Кадия.

– А кто говорит, что люди умеют делать правильный выбор? Большинство даже в теории не знает, в чем он для них заключается. Ну а на практике и вовсе выходит черт-те что.

…Прошло еще много времени в пути, когда плечо Полыни, за которое я держалась, ощутимо напряглось.

– Все нормально? – крикнула я, но буря сожрала мои слова. Я свободной рукой поправила платок, открывая глаза.

Вокруг нас висела плотная клубящаяся масса пыли и песка, подсвеченная алой тьмой. Внутри этого мрака я разобрала очертания огромной воронки, устремленной в отсутствующее небо. Смерч-шувгей, сравнимый размерами с Башней Магов, вился и рылся в песке, как гончая, и странно изгибался, ломаясь то тут, то там. Страшная тень за барханом. Концентрат тьмы. Воронка двигалась – и очень быстро…

Она шла параллельно нам, но в любой момент могла сменить маршрут.

Это плохо!

Я отпустила Полынь, чтобы протереть мгновенно забившиеся пылью глаза. Куратор обернулся, и, увидев его лицо, я невольно отшатнулась, сбивая шаг всей нашей пятерки.

Под прозрачным шлемом, похожим на аквариум для осомы, рот, подбородок и шея Ловчего были залиты кровью, частично запекшейся.

– Ты что?! – охнула я. – Это столько сил из тебя магия пьет?!

Полынь лишь раздраженно дернул плечом в ответ.

– Убирай шлем! Теперь я поведу! – Я потянулась за пузырьком с кровью Рэндома.

Ребята, взволнованные заминкой, тоже сняли платки.

– СТОП! Не вздумайте убирать шлем, Внемлющий! – вдруг рявкнули рядом со мной, и только спустя мгновение я поняла, что этот приказной тон, так похожий на королевский, принадлежит Лиссаю. – Смерч близко; если он унюхает кровь, то пойдет на нас!

Полынь, уже сложивший пальцы для заклинания отмены, замер и призадумался, попеременно глядя на воронку смерча и собственные руки – они отчаянно тряслись из-за магических перегрузок. Мумия, от чьих бинтов остались лишь жалкие лоскуты, встревоженно обнимала Ловчего, и глаза ее, во мгле светящиеся красным, были полны сочувствия.