они выйти на свое собственное «понимание» того, чем был этот самолёт, они его либо не заметили бы, либо отнеслись бы к нему как к слегка необычному метеориту. Это, кстати, то, что мы делаем сплошь и рядом с массой вещей, которые остаются вне нашего понимания.

Цель Большого Логоса совершенно не связана с пониманием. Кстати, зная это или имея об этом некую интуицию, коранические учёные возражают против философских и теологических диспутов относительно текста Откровения. Действительно, понимание в формате «малого логоса», привнесенное в сферу Священного текста, может принести только вред, потому что Откровение вообще не имеет отношения к формированию цивилизационных матриц, но, напротив, призвано разрушать их все!

Цель Большого Логоса на человеческом уровне – это создание специфического зеркала, в котором сознание могло бы встретиться с собой. Таким специфическим зеркалом является Мысль – точнее, проявление Провиденциальной Мысли, переведённое в плоскость человеческого языка. Истинное мышление создаёт ту отражающую поверхность, в которой сознание обнаруживает самое себя как подлинный ноумен, – как то, что в действительности стоит за концептуализированным контентом окружающего нас организованного мира.

Реализация такого «зеркала» как проекции Провиденциальной Мысли на человеческий уровень, благодаря чему сознание обнаруживает себя как трансцендентное противостояние «всему, что есть», и ведёт к открытию третьего сверхъестественного контура, поскольку Махди осуществляет прямую связь между самой Провиденциальной Мыслью, которую он представляет, и её отблеском в коллективном сознании общины верующих.

* * *

Человек, при всей своей малости и периферийности в масштабе сущего, представляет собой ключ, отпирающий дверь «последнего секрета», который заложен в Бытии. Освобождение человека от контроля бытийной «мудрости», реализация Большого Логоса на уровне нашего мира означает, что этот мир выпадает из сверхсложной оптической сети зеркал, пересылающих друг другу отражение одного и того же. Если накинуть на одно из таких зеркал чёрное покрывало, погаснут отражения во всех остальных зеркалах, и, соответственно, совершится коллапс этой мультиплицированной зеркальной реальности. Вместо Бытия ложного наступит Бытие подлинное, где не сознание существует лишь постольку, поскольку оно – «чёрная дыра», противостоящая сущему, но напротив – Новое Бытие станет проекцией и тенью освобождённого сознания. Это и есть истинная природа Рая.

Сознание как «чёрная дыра», как травма, есть нарушение гомогенности безграничного и постоянного здесь и теперь. Эта безграничность сама по себе абсолютно бессмысленна. Смысл возникает лишь в её ограничении. Сущее перестаёт быть абсурдом, когда оно соотносится с не-сущим, когда не-сущее встаёт в центр сущего. Тогда сущее в этой точке оппозиции одновременно и кончается, и начинает жить как поле смысла. В сознании Бытие находит свой финал, превращаясь в сцену, на которой разыгрывается сюжет преодоления этого Бытия, его эсхатологического коллапса. Присутствие сознания как абсолютного нетождества посреди Бытия – это и есть смысл.

На этом этапе нам открывается следующая истина. Смысл является таковым, потому что он представляет собой некое предвосхищение грядущего абсолютного и безусловного утверждения. Сознание как смысл само по себе не является безусловным утверждением. Условием сознания оказывается заданность Бытия, которому сознание противостоит, видит, не будучи «увиденным». Если разрушается «подпорка» – тело носителя сознания, – то, что было «чёрной дырой», дающей возможность проступить всему многообразию индивидуального опыта, превращается в тотальное «Нет», в невозможность, иными словами, в подлинную суть сознания.

Сознание существует только в противостоянии невозможности и реализованной возможности. На этом стыке оно живёт как «видящий глаз». В этом плане оно не является безусловным утверждением, оно лишь провозвестие этого утверждения, которое будет достигнуто, когда Провиденциальная Мысль до конца завершит свою внутреннюю задачу.

Отсюда следует понимать, что смысл является одновременно и изображением здесь и теперь грядущего трансцендентного утверждения, и концом того, что выступает для нас как здесь и теперь в самом акте свидетельствования. Сознание можно уподобить замочной скважине в сплошной монолитной поверхности двери. Ключ к этой замочной скважине – это человек в своём провиденциальном назначении. А сюжетная история, в ходе которой это предназначениие реализуется, сравнима с поворотами этого ключа внутри скважины.

Финализм указывает истинную природу сознания по отношению к Бытию – это имя той доктрины, которая нагружает смыслом течение времени. В перспективе финализма время конечно. Тайна этой конечности – в сознании, которое видит себя в зеркале языка.

Что является конечным, точнее – предметом, предназначенным к «окончанию» в доктрине финализма? Ложная бесконечность, бесконечность сущего, которое на самом деле представляет собой хтоническое «подземелье» Провиденциальной Мысли. Доктрина финализма, исходя из оперативной центральности архетипического человека в Замысле освобождения из этого «зиндана», переводит тему конца Бытия в плоскость конца истории.

Соответственно, всеобъемлющий онтологический коллапс зиждется на открытой нам политической антиномии: с одной стороны, радикализм, Радикальный клуб, содержанием которого может быть только политический ислам, с другой стороны – Традиционалистский клуб, который исповедует культ «вечного возвращения» и «дурной» бесконечности абсурда. Традиционалистский клуб – это Бытие, предъявленное как власть; Великое Существо, спроецированное в этот мир; «вечный султан», продвигаемый мудрецами как тень от ложной концепции «Всевышнего». Радикализм несёт конец этой власти, ставит ногу на горло «султана», отрезает головы мудрецам. Радикализм – это финализм во всей глубине и бездонности его подразумевания.

Традиционализм и профанизм[39]

1. Генон – апологет открытой иерократии

Рене Генон рассматривает общество в некоей дихотомии. Одним полюсом для него является общество традиционное, которое существовало всегда, во все времена, в разных формах, в разных проявлениях. Средневековая Европа, Дальний Восток, индуистское общество и так далее – это общества «нормальные», возглавляемые сакральным авторитетом, который «легитимизирует» все иерархические слои. На другом полюсе – общество «профаническое», современное общество, своего рода негатив от первого. (Что в традиционном обществе «белое», в профаническом – «черное», и наоборот.)

Такое общество, согласно Генону, сложилось в течение нескольких последних столетий. Генон даже определяет дату образования такого «антитрадиционного» общества: конец Столетней войны. Этапы его существования – ранняя Реформация, Возрождение, которое для него является прорывом псевдоантичного духа (античность – алиби для антитрадиционализма), якобинство, Французская революция, либерализм. И, наконец, ХХ век – последняя, деструктивная, сатанинская фаза профанизма.

С точки зрения Генона профанизм – это торжество сугубо человеческого измерения, которое является перевернутым аналогом по отношению к подлинной полноте человеческого потенциала.

Концепция Рене Генона настолько убедительна, логична и наглядна, что трудно в принципе что-то ей возразить. Она описывает довольно очевидные вещи, которые любому из нас бросаются в глаза. Но если углубиться в нее, то возникает целый ряд вопросов.

Если Традиция как супрачеловеческая реальность, действующая наподобие силовой «электрической» решетки, структурирующей «магнитные» поля человеческой субстанции, настолько глобальна и универсальна, почему она вырождается в собственную противоположность? Как получается, что глобальная, универсальная система традиционализма – фундаментальная норма – упускает контроль над обществом, какой-то его частью (скажем, Европой, которая в результате становится