родовой знати, но уже на новом этапе. Именно возврат Традиционалистского клуба на авансцену истории в качестве «души» мирового правительства станет выходом из капиталистической потребительской общественно-экономической формации. Традиционалистский клуб возглавит последний в истории политэкономический строй, который сейчас многие называют «умной экономикой», «экономикой знаний», «постиндустриальной эпохой» и тому подобное.

Однако как в своё время по поводу перспективного прихода капитализма и торжества молодой буржуазии было много розовых иллюзий и оптимистических ожиданий, которые обернулись страшным разочарованием практически для всех социальных слоёв (включая, в конце концов, и самих капиталистов!), так и сейчас относительно грядущей «умной экономики» доминирует фундаментальное заблуждение. Оно состоит в том, что новая политэкономическая формация якобы призвана решить все вызовы и проблемы глобального человечества – как те, о которых говорил марксизм, относя их решение к приходу коммунизма, так и те, о которых говорил Римский клуб, напирая больше на «озоновую дыру» и «всемирное потепление».

В действительности «умная экономика», которая возникает уже теперь в интересах грядущего господства Традиционалистского клуба, станет новым рабовладением и беспощадным геноцидом по отношению к лишним 90 % населения Земли. В принципе, эта формация должна стать последним экономическим укладом перед приходом Антихриста и тотальным коллапсом нынешнего «ветхого» человечества. Традиционалисты ориентированы на то, чтобы подготовиться к концу нашего «адамического» цикла – к паузе между эонами, – с тем чтобы войти в новый Золотой век.

Так и произойдёт, как и происходило бессчётное количество раз в прошлом, если внутри актуального человечества не сформируется ядро противостояния, которое бросит вызов этой онтологической рутине «вечного возвращения».

Таким ядром может стать Радикальный клуб, который базируется на психоидеологической органике пассионарных элементов, рассеянных в массе человечества. Вопрос состоит в том, что их необходимо собрать в достаточной («критической») массе на адекватной идеологической – точнее, даже методологической – платформе. Радикальный клуб должен образовать второй полюс, альтернативный Традиционалистскому клубу, выдвинуть свое альтернативное мировое правительство и таким образом дать циклу, внутри которого мы, живые и мёртвые, пребываем, шанс на то, чтобы стать последним в «дурной бесконечности» манвантар.

* * *

Что, собственно, делает человечество тем, что оно есть?

Мы полагаем, что человечество представляет собой некую особую коллективную сущность, экзистенция которой построена на остром перманентном переживании финальности. Этот парадокс является, пожалуй, наиболее взрывным и наименее понятным – постоянное (!) переживание финальности, то есть конца, разрыва, в этом неопределённом постоянстве.

Человечество является как бы уходящим в стороны и в глубину зеркалом – своего рода зеркальной поверхностью сферы, внутри которой есть маленький скол, незаметная чёрная точка, обнажающая непроницаемую для света амальгаму. В этой точке не отражается ничего, она является концом зеркальности. И она же есть то главное, что делает человечество особым коллективным феноменом среди всех мыслимых объединений существ, встречающихся в бытии. Человечество вынужденно смотрит в собственную смерть – как в случае каждой отдельной особи, так и в качестве коллективного целого. Оно, человечество, не видит смерть как таковую, но всё, что оно делает, – более того, всё, что оно производит, – является функцией от этого вглядывания в смерть.

Смерть и сознание связаны как две стороны одной монеты. Это практически одно и то же: без смерти, то есть разрыва в неопределённо безграничном здесь и теперь, нет ни сознания, ни смысла. Но это означает, что смерть теснейшим образом связана с языком, потому что язык является той могучей силой, которая вопреки инерции «глины» генерирует в «глиняном» человеке сознание. Иными словами, человечество как финалистский феномен, образовано и определяется языком.

Выбросим за борт нелепые рассуждения об эволюционном происхождении языка. Крайним пунктом специфического наукообразного абсурда является рассуждение Энгельса о том, как труд сделал из обезьяны человека. Понятно, что язык должен предшествовать любому согласованному действию, а не возникать как его результат. У обезьяны нет никакого шанса выйти из своей «обезьяньей юдоли» собственными силами подобно барону Мюнхгаузену, вытаскивающему себя из болота за волосы. Язык обладает трансцендентностью, внеположностью по отношению к социуму и к любому индивидууму. Вся история языков есть история разрушения сложных избыточно-информативных систем и переход на более или менее дегенерировавшие формы «просторечья», которые становятся потом литературной нормой.

Именно поэтому Адам (мир ему) называется в исламской традиции первым великим пророком: он принёс язык, в сущности, тем самым «обезьянам», которые так дороги Дарвину, Энгельсу и иже с ними. Только эти обезьяны не были низколобыми коренастыми тварями, опирающимися на суковатые дубины, которых можно найти в экспозициях антропологических музеев. Согласно Традиции, это были физически совершенные существа, обладавшие телепатическими способностями, за счёт которых они находились в бессловесной коммуникации между собой. Вторжение языка в их экзистенцию означало коллапс их первозданной гармонической реальности и вступление в историю, которая есть, прежде всего, история страданий и травм.

Язык, сообщённый Адамом человечеству, был в свою очередь Откровением, полученным им от Творца. Это своего рода метаязык, который представляет собой саму возможность концептуализации. Это та «умозрительная» сфера, в которой идёт творческий процесс, организуемый непостижимым трансцендентным Субъектом. Когда Аллах хочет, чтобы была какая-то вещь, Он говорит ей: «Будь!» – и она бывает. Творение вещи есть субъектная имагинация, которая становится концептом. Вещь как образ есть обозначающий этот концепт иероглиф. Однако тот факт, что Аллах сообщил эти концепты Адаму, не открыв их ангелам, говорит о том, что они не имеют самостоятельной универсальной природы, как «идеи» Платона. Организованный мир умопостигаемых предметов оживает только для носителей языка, а носителем языка является только человечество. Все остальные существа обречены жить в хаосе феноменологии, который в конечном счете является сырьём для Провиденциального Замысла.

Этот метаязык Адама – эксклюзивное пространство возможной концептуальности – в своём чистом виде представляет собой, так сказать, Большой Логос. На этом языке написана сокровенная охраняемая Скрижаль, которая является прототипом и источником всех Откровений. Можно также сказать, что этот Большой Логос представляет собой внешнюю, проявляемую сторону Провиденциальной мысли. Естественно, что в своём изначальном целостном виде этот Большой Логос не может быть вмещён тварным «глиняным» человечеством. Люди получают только вторичные и третичные отражения этого Большого Логоса, смешанные с искажениями, идущими от феноменологического хаоса как подоплёки реального мира. Языки, которыми пользуются цивилизации – это поле компромисса между дошедшими до людей отблесками Провиденциальной мысли с одной стороны и неартикулированными бессловесными состояниями Бытия – с другой.

Сумма всех возможных состояний Бытия (изменчивость которых не ограничена) образует так называемую «мудрость» – полную реализацию чистой возможности. Это Бытие как антитеза Мысли. Другими словами, это то, что называется Иблисом или Великим Существом. «Глиняное» человечество как реципиент Откровения, исходящего от трансцендентного Субъекта, есть на самом деле миниатюризированное отражение Великого Существа – одно из отражений! – в зеркале нашего мира.

У человечества Золотого