Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшая девочка по причинам, ведомым только двухлетним детишкам, села, скривила мордашку и завыла, точно богиня над неудачным, кое-как сотворенным миром. В этом вопле слышалась неизбывная боль.
– Да заткнись же, малявка, – пробормотал Карвен, натягивая одеяло на лохматую голову. Прин не решалась двинуться с места, боясь наступить ему на ногу или на ручку ребенка, но тут он вдруг схватил девочку и прижал к себе со всей жалостью человека, живущего в оплакиваемом ей мире. – Ну прости, маленькая, – шептал он, баюкая ее на груди, будто винил себя во всех несовершенствах творения. – Прости.
Браган, похоже, очень увлеклась раздуванием огня и стряпней, поэтому Прин не стала ее беспокоить и вышла, прошуршав по камню ветками болиголова.
На мокрых листьях горело медное солнце. Поблизости стояли другие хижины, река в просветах листвы казалась значительно у́же, чем вечером. На другом берегу виднелись такие же домики.
Тратсин стоял тут же, почесывая голову и колебля хвост за ухом.
Листья болиголова прошуршали опять, и вышел голый взъерошенный Карвен – уже без ребенка.
Деревья вокруг тоже, как по команде, зашелестели под ветром. На лицо Прин упало несколько капель.
Карвен, фыркая, растирал щеки и грудь.
– Вот так всегда, – засмеялся Тратсин. – Кому пара капель, а Карвену ливень. Иди поищи работу!
Карвен расхохотался в ответ.
– Порой мне сдается, что моя работа – смешить тебя и твое семейство. Не такое уж плохое занятие. Работаешь от зари до зари, а тебе за это перепадает иногда пара железных монет.
– Харчи, выходит, не в счет? – Тратсин покачал головой. – Чего ты не понимаешь, Карвен, так это ценность самой работы. Все мы должны что-то делать, все равно что. Здоровое, пригодное для работы тело – лучшее, что досталось нам в дар от безымянных богов. Только труд делает тебя человеком. Мастерить, менять что-то своими руками…
– Жаль, рабы тебя не слышат.
– Ты при каждом нашем споре так говоришь, ну и я скажу то, что всегда повторяю: у нас в Енохе рабов нет, и возможность трудиться свободно наводит окончательный глянец на и без того прекрасную вещь – работу.
От реки поднимались двое человек, неся деревянную скамью с резной спинкой. Прин сидела на такой в городе, такая же, только каменная, стояла на горке в саду у госпожи Кейн, и в доме Тратсина такая имелась. За носильщиками поспешал третий в кожаном фартуке – то ли мужчина, то ли мальчик, ростом куда ниже Прин, но с седой бороденкой и с лицом много шире, чем у Трасина или Карвена. Он взялся за скамейку посередине, плечом доставая до пояса двум другим.
– Вот тебе образчик моей работы, – шепнул Тратсин.
– Эй, Тратсин, – крикнул карлик, обернувшись к нему, – помоги нам отнести ее назад в мастерскую. После дождя покупатели доедут до нас только к вечеру, и незачем ей весь день стоять на протекающем складе. Если опять дождь пойдет, крыша там вовсе рухнет!
– Погоди, Фрок, я ж еще не завтракал. Этот человечек – мой хозяин, – объяснил Тратсин, – хороший мужик.
– Ишь, не завтракал он. Пусть твоя женщина принесет тебе лишнее яблоко в обед, вот и все. Пошли, ты нам нужен!
– Скажи Браган, что я на работу пошел, – попросил Тратсин. – У Фроксина работают то за дятла, то за вола. Эй, Браган!
Младшая девочка снова подняла рев.
– Скажи ей, ладно? – Прин так и не поняла, кого он просит, ее или Карвена. Тратсин взялся за скамейку, и вся артель снова двинулась в гору.
– Знаешь, недомерок-то этот никакой не хозяин, просто десятник, – сказал Карвен. – Может, хозяин из него вышел бы лучше нынешнего, но он не хозяин – это Трат его так зовет. – Капли все еще падали с дерева, но Карвен уже завершил омовение. – Хозяина звать Марг, пузо у него больше, чем у меня, волос меньше, чем у Тратсинова отца, а живет он за две деревни от нас. Сюда наезжает по вторникам и пятницам и говорит, что Фрок-де у него сущий клад, а рабочие за ним повторяют. Карлик там такой же хозяин, как я!
Прин не понимала, с чего он так разоряется.
– Тратсин, похоже, счастлив, – проронила она, – и человек он хороший.
– Хороший – это верно, лучше уже не бывает. А вот счастлив ли? Теперь вроде бы да, а год назад был несчастен – и, может, через год опять будет. – Карвен провел пальцем под носом, взъерошив черные усы еще больше. – Сам я человек простой, проще Тратсина. Работать не люблю, а люблю играть и подрабатываю, только когда жить совсем не на что. Но помню, что было вчера, и могу прикинуть, что будет завтра – счастья так не добьешься.
– Что же, по-твоему, будет с Тратсином? И что с ним было в прошлом году?
– Он плотник, это да, но почти все наши мужчины работают на Нижнем перевале, в каменоломнях. Как Малот.
Из хижины под ними вышел сгорбленный мужчина с двумя молотами на поясе. Следом выскочил мальчик, забежал вперед – и обернулся девочкой.
– Побежали, отец! Мы опаздываем!
– Ты беги, а я уж шажком.
– Вуджи, он вроде меня, – засмеялся Карвен. – Чтоб я да пошел на работу без завтрака? Только он хворый. Все остальные отправились на работу еще затемно, может и под дождем, а Вуджи с дочкой каждый раз на пару часов опаздывают. Ему позволяют из уважения к его возрасту и болезням. Девочка собирает осколки и получает железную монету за три дня работы, а Вуджи приходит когда хочет и работает сколько хочет. Тратсин говорит, это по-человечески, а по мне так убийство.
Прин недоуменно нахмурилась.
– Тебе платят по количеству камня, который ты добываешь. Если человеку не под силу добыть больше, чем зеленому пареньку-первогодку, ему и платят как зеленому пареньку, даже если он хворый старик.
Прин вспомнила заботу госпожи Кейн о больном землекопе.
– В городе я встретила человека по прозванию… – Она чуть не сказала «Освободитель», но ведь его занимали только рабы.
– Всем платят по числу камня, кроме городильщиков. Тратсин, когда поступил к ним мальчишкой, шутил, что работает вовсе за так. Они ставят деревянные леса для работ наверху, и платят им всегда одинаково, но меньше, чем камнеломам. И не проходит года, чтоб кто-нибудь из юнцов не сорвался вниз. До прошлого года Тратсин как раз этим и занимался, и я, его друг, знал, что он эту работу терпеть не может. Он все время боялся и потому ничего не хотел менять в своей жизни. Спроси его, и он скажет: «Я там научился