— К сожалению кровати небольшие, — сказал Кэмерон. — У нас не так много парочек. Есть презервативы в прикроватной тумбочке, к тому же.

Он сказал это как бы между прочим. Эмма покраснела. Джулиан пытался остаться безучастным.

— Кто-нибудь принесет вам еду, — добавил Кэмерон. — В шкафу есть энергетические батончики и изотоник, если вам не терпится. Не пытайтесь покинуть комнату — повсюду охранники. — Он заколебался в дверях. — И, добро пожаловать, — добавил он немного неловко и ушел.

Эмма без промедления обчистила шкаф ради энергетических батончиков и прихватила небольшой пакетик чипсов в качестве бонуса.

— Хочешь половину? — спросила она, подбрасывая Джулиану батончик и показывая чипсы.

— Нет. Он знал, что он должен быть голоден. Он едва мог вспомнить, когда они в последний раз ели. Но на самом деле он чувствовал, что ему немного не по себе. Сейчас он был наедине с Эммой, и это было ошеломляюще.

— Если Эш здесь, где Аннабель? — спросила она. — Они прошли через Портал вместе.

— Она может быть где угодно в Туле, — сказал Джулиан. — Даже если бы она нашла способ вернуться в наш мир, я сомневаюсь, что она бросит Эша.

Эмма вздохнула.

— Кстати, об этом, я думаю, мы должны поговорить о том, как мы попытаемся вернуться домой. Это не может быть невозможно. Если бы мы могли каким-то образом попасть в Фейри — там может быть кто-нибудь, кто-то, кто может колдовать …

— Разве Ливви не сказала, что входы в Фейри были отрезаны?

— Мы преодолевали препятствия прежде, — тихо сказала Эмма, и он знал, что она думает, как и он, о шипах вокруг Неблагой башни.

— Я знаю. — Джулиан не мог перестать смотреть на нее. Они оба были грязными, окровавленными, голодными и истощенными. Но вопреки тьме и хаосу этого мира, его Эмма горела ярче, чем когда-либо.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила она. Она бросила пустой пакет от чипсов в металлическую корзину для мусора. — Ешь свой батончик, Джулиан.

Он стянул обертку, прочищая горло.

— Мне, наверное, лучше спать на полу.

Она остановилась.

— Если хочешь, — сказала она. — Думаю, в этом мире мы всегда были парой. Не парабатаями. Я имею в виду, это логично. Если Темная война не обернулась так, как это было, мы бы никогда не…

— Как долго мы были здесь вместе, прежде, чем мы стали Омраченными? — сказал Джулиан.

— Быть может Ливви расскажет нам. В смысле, я знаю, что она на самом деле не Ливви. Не наша Ливви. Она Ливви, которой могла бы стать.

— Она жива, — сказал Джулиан. Он уставился вниз на свой энергетический батончик. Мысль о том, чтобы съесть его, вызвала у него тошноту. — И она прошла через ад. И меня не было здесь, чтобы защищать ее.

Карие глаза Эммы были мрачными и ясными.

— Тебе не все равно?

Он встретился с ней взглядом и впервые, будто прошла целая вечность, почувствовал, что она чувствует, чего он не мог делать так давно. Он чувствовал ее настороженность, ее душераздирающую боль, и он знал, что был единственным, кто причинил ей боль. Он отверг ее раз за разом, оттолкнул ее, сказал ей, что ничего не чувствует.

— Эмма, — Его голос срывался. — Заклинание-оно разрушено.

— Что?

— Когда Ливви и Кэмерон сказали, что никакой магии здесь нет, они это и имели в виду. Заклинание, которое Магнус наложил на меня, оно не работает здесь. Я испытываю чувства, снова.

Эмма просто пристально смотрела.

— Ты имеешь в виду ко мне?

— Да. — Когда она не шелохнулась, Джулиан сделал шаг вперед и обнял ее. Она стояла натянуто, как деревянная, руки по швам. Это было похоже на объятия со статуей. — Я чувствую все, — отчаянно сказал он. — Я чувствую, как раньше.

Она отстранилась от него.

— Ну, а я возможно нет.

— Эмма… — Он не приблизился к ней. Она заслужила личное пространство. Она заслужила все, чего бы она не пожелала. Должно быть, она построила плотину из слов, пока он находился под чарами, слов, которые было совершенно бессмысленно говорить его бесчувственной версии. Он мог только представить, какой цены ей это стоило. — Что ты имеешь в виду?

— Ты причинил мне боль, — сказала Эмма. — Ты меня сильно обидел. — Она вздрогнула. — Я знаю, что ты сделал это из-за заклинания, но ты дал наложить это заклинание на себя, не задумываясь о том, как оно повлияет на меня или твою семью или на твою роль как Сумеречного охотника. И я не хотела говорить тебе все это сейчас, потому что мы в этом ужасном месте, и ты только что узнал, что твоя сестра жива, в своем роде, и она выглядит как Безумный Макс, что на самом деле круто, но это единственное место, где я могу тебе сказать, потому что когда мы вернемся домой — если мы когда-нибудь вернемся домой — тебе будет все равно. — Она остановилась, будто запыхавшись. — Ладно. Хорошо. Я собираюсь принять душ. Если ты только подумаешь о том, чтобы пойти за мной в ванную поговорить, я пристрелю тебя.

— У тебя нет пушки, — отметил Джулиан. Это не особо помогло, Эмма вошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Мгновение спустя раздался звук текущей воды.

Джулиан опустился на кровать. Его душа была укрыта от всех невзгод так долго, что впоследствии вновь приобретенное несовершенство эмоций напоминало колючую проволоку, врезавшуюся в его сердце, каждый раз, когда оно расширялось при вдохе.

Но это была не совсем боль. Был еще светлый поток радости, когда увидел Ливви, услышал ее голос. От гордости, наблюдая, как Эмма горит, словно огонь в Арктике, словно северное сияние. Казалось, голос зазвучал в его голове, ясно и четко; это был голос Благой Королевы.

Ты когда-нибудь задумывался, как мы соблазняем смертных жить среди фейри и служить нам, сын шипов? Мы выбираем тех, кто что-то потерял, и обещаем им то, чего люди желают более всего, прекращение их горя и страданий. Мало кто из них знает, что, как только они войдут в наши Земли, они окажутся в клетке и никогда больше не будут чувствовать счастье.

Ты в этой клетке, мальчик.

Обычно Королева вводила в заблуждение, но иногда была правдива. Горе может быть похоже на волка, разрывающего ваши внутренности, и вы сделаете все, чтобы остановить его. Он вспомнил свое отчаяние, когда глядел в зеркало в Аликанте, зная, что потерял Ливви и скоро потеряет Эмму, так же. Он отправился к Магнусу, словно потерпевший кораблекрушение человек, сражающийся на одинокой скале, зная, что может умереть на следующий день от жары или жажды, но отчаянно пытающийся спастись от бури.

А потом буря исчезла. Он был в эпицентре урагана, шторм вокруг него, но его не затронуло. Было похоже на прекращение страданий. Только теперь он узнал то, чего не мог видеть раньше: что он шел по жизни с черной дырой внутри себя, похожей на пустоту между порталами.

Даже в моменты, когда эмоция была настолько сильна, что, казалось, пробивала завесу, он чувствовал это в своем роде как бесцветное, безжизненное расстояние — Тай на вершине погребального костра Ливви, Эмма, в то время как шипы живой изгороди разрывали ее. Теперь он мог видеть это, все черное и белое, единственные цветные пятна были там, откуда текла кровь.