Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он вышел из храма, Ра уже взошел на свою ночную ладью, и светло-желтый песчаник начал приобретать нежно-серый цвет. Пиай отпустил слуг и один пошел к Большому храму, где окруженные помостами возвышались грубо обтесанные четыре сидящие фигуры и ожидали, когда его рука превратит их в Благого Бога. Были намечены двойные венцы, скулы и подбородок, но, в общем, это еще были грубые массы из скал, в которые Пиай должен был вдохнуть душу. Величие задачи не вселило в Пиайя ни малейшего сомнения. Он не медлил, у него не возникало никакой боязни перед работой, которую он начнет завтра с восходом солнца. Он вознес короткую молитву Пта, главному ремесленнику. И это была не просьба о поддержке и помощи в работе, а благодарственная молитва за данную ему творческую силу, которая его, человека, на короткое время приближает к богам и дает ему тайное, никогда не высказываемое чувство, что перед лицом времени он будет равен фараону.
Благой Бог и сын Солнца Рамзес хотел наконец осуществить план, который родился в Фивах на свадьбе Мерит. Во время одного грандиозного свадебного торжества он хотел соединить своих неженатых и незамужних отпрысков из тех, которые имели какое-либо значение, с достойными партнерами.
Как только царь решил это, ему захотелось как можно быстрее сыграть подобную свадьбу, и работа во дворцовом квартале Фив закипела. Так как по желанию фараона все члены семьи должны были принять участие в празднике, оказалось, что даже самый большой тронный зал слишком мал для подобного мероприятия. Кроме жен, детей и внуков царя имелись еще сотни более дальних родственников — всего около шестисот человек.
Царь выбрал партнеров для девяти своих сыновей и одиннадцати дочерей. Во главе юных пар стоял наследник престола Енам, который получил в жены прекрасную, едва успевшую подрасти Сат-Хатор, единокровную сестру, за ним следовали Рамозе и Хамвезе, который воспринимал навязанный ему брак с насмешливым равнодушием. Он, конечно, не презирал женщин, умный и искусный во многом верховный жрец Хамвезе, однако считал, что ему можно было бы обойтись и без главной супруги. Его обязанности не оставляли ему много времени для любви, а если уж очень припекало, под руку быстро подворачивалась какая-либо рабыня. Выше радости секса Хамвезе ставил стремление к знаниям и к деятельности в качестве жреца и архитектора. Как раз тогда он работал до глубокой ночи над планами расширения Серапиума — места погребения умерших быков Аписов. Ранее священные животные погребались под храмом в Мемфисе, но с тех пор немало быков в юном возрасте ушли в Закатную страну, и помещение стало тесновато. Хамвезе планировал продлить его галереи с погребальными камерами для следующих быков и проходом между ними, по которому можно будет удобно проносить громадные саркофаги.
Как главный жрец Пта, Хамвезе был господином над Большим храмом в Мемфисе с его жрецами, чиновниками и рабами, с его громадными сокровищами — золотом, серебром, скотом и земельными угодьями. Один из его титулов — Верховный руководитель искусств — предполагал отнюдь не почетную должность. В обязанности Хамвезе входил полный надзор за царскими мастерскими, где работали скульпторы, каменотесы, художники, литейщики, резчики по дереву и все те, кто под покровительством бога Пта занимался художественным ремеслом. Надо ли удивляться, что Хамвезе не склонялся к мысли о супруге. Однако ему, как и другим сыновьям, никогда не приходило в голову сопротивляться воле отца.
Монту, предводителя воинов ниу, пришлось долго искать, но фараон подчеркнул, что настоятельно желает, чтобы он участвовал в семейном празднике. Как один из малозначительных отпрысков царя, Монту служил в ниу, и никому не пришло бы в голову обращаться к нему как к принцу, хотя все знали о его происхождении. Он сам, казалось, не придавал особого значения родству с фараоном и, хотя считал себя египтянином, чувствовал связь с народом своей матери, отец которой был племенным вождем шазу. О нем Монту не смог выяснить почти ничего, однако он чувствовал в себе беспокойную кровь сыновей пустыни и охотнее погиб бы в схватке, чем зачах за стенами города или дворца.
Когда посланники царя нашли его, Монту не выказал никакой радости по поводу приглашения на большой семейный праздник.
— До сих пор у меня не было впечатления, что в этой семье я желанен, — в его узких глазах блеснула насмешка.
— Ты же не хочешь противиться приказу Благого Бога, да будет он жив, здрав и могуч? — возмутился посланник царя.
Но Монту дерзко ухмыльнулся:
— Разве я это сказал? Между прочим, ты первый, назвавший меня принцем. Не хочет ли фараон, мой высокочтимый и совершенно незнакомый мне отец, повысить в должности маленького воина ниу?
— Об этом я ничего не знаю, — отрезал посланный, — но у меня есть поручение пригласить ко двору в Пер-Рамзес принца Монту. Все остальное ты узнаешь там.
В резиденции Монту тут же принял главный советник Парахотеп.
— Мне сообщили, что ты без особой радости последовал царскому приглашению. Я понимаю это, принц Монту, и должен признать, что мы не слишком баловали тебя своим вниманием. Однако не думай, что тебя забыли! Твоя репутация смелого предводителя воинов ниу достигла ушей Благого Бога, да будет он жив, здрав и могуч, и, насколько я знаю, у Благого Бога для тебя почетное и важное задание. Она сам сообщит тебе об этом.
На следующий день появился придворный золотых дел мастер и снял с головы Монту мерку. Теперь он носил узкий золотой обруч с уреем, и все — от самого мелкого слуги до высшего чиновника — оказывали ему почести как члену царской семьи. Внешне он принимал их равнодушно, но постепенно в нем произошли перемены: Монту начал понимать, что он отпрыск Благого Бога и повелителя Обеих Стран, и это поднимало его, хотел он этого или не хотел, над всеми остальными людьми.
В день свадебного торжества Монту находился в сиятельном кругу принцев и принцесс. Сначала его встретили удивленные взгляды, потому что никто не знал, кто он такой, но вскоре выяснилось, что это Монту, предводитель воинов ниу, возвышенный фараоном сын, которому предстоит особая миссия.
Когда все собрались в громадном шатре, звуки фанфар возвестили о появлении Благого Бога, который вступил в их круг, сопровождаемый обеими супругами. Так как это был семейный праздник, Рамзес отказался от полного царского облачения. На обеих супругах были роскошные, украшенные золотом и драгоценными камнями парики, но каждая избегала смотреть на другую, словно та была пустое место. Как всегда Рамзес не замечал чувств своих жен. Он считал эту массовую свадьбу блестящим изобретением, она соответствовала его склонности к гигантскому, никогда до того не происходившему. Итак, Благой Бог был в превосходном настроении и с улыбкой оглядывал присутствующих.
В передней части палатки для него был поставлен трон. Рамзес занял место в искусно вырезанном из дерева кресле. Рядом с ним сели обе царицы, перед ним — только что поженившаяся пара, позади — принцы и принцессы.
На этом торжественном празднике принцесса Мерит присутствовала вместе со своим супругом Сети. Три месяца назад она родила девочку, свое возлюбленное сокровище.