этакого, если по карте три цеха, заводоуправление да склады или что-то вроде них, – показал на карту сапер.

– Это он на плане небольшим кажется. Этажи вниз идут, – пояснил старший лейтенант. – Насчет минирования сведений нет. Собственно штурм в нашу задачу не входит. Выбивать противника будет стрелковый батальон – мы у них гостили, взаимодействие наладили, комбат с опытом, бойцов у него негусто, но толковые, артиллерийской поддержки хватает. Собственно, сами заводские строения в узел обороны фрицев включены лишь краем – вот здесь и здесь они крепко держатся. Мы идем сразу за нашей пехотой, в бой не ввязываемся; как с угла завода фрицев выбьют, сразу занимаемся делом. Полноценной обороны на самом заводе быть не должно. Может, кто-то случайный из немцев или салашистов задержится, этого исключать нельзя. Так что осторожно, но быстро спускаемся вниз и ищем.

– А сколько же там этажей? – не без тревоги поинтересовался Жора.

– Сведений нет. Но вряд ли больше трех в минус. Река недалеко, затапливала бы, – пояснил Земляков. – Саперы и боевое прикрытие (это старший лейтенант Иванов и сержант Лавренко) обеспечивают проход, на месте выставляют охрану и наблюдение. Далее товарищ капитан, товарищ Лабодской, ну, и я работаем. Да, все присматриваем за Егором Дмитриевичем, он все же большого опыта штурмовых и следственных действий не имеет.

Переводчик закряхтел:

– Верно. Вот возраст я имею. Но постараюсь соответствовать.

– Все постараемся. – Земляков взглянул на сержанта: – Тима, противогазы, каски, наколенники и кирасы в обязательном порядке. Не растеряли имущество?

– Все готово, – заверил Тимофей.

– Не забываем надевать и иметь при себе. Смысл в этом есть. Водителей тоже касается.

– Я, если в каске, головой в кабине упираюсь, – попытался отвертеться Сашка.

– Перетерпишь, – однозначно сообщил Земляков. – Там не сто верст ехать. Бронетранспортер нам не выделили, приходится личными панцирями обходиться. Инструктора политотдела у нас тоже нет, потому говорю кратко и лаконично: товарищи, это ответственный момент, Родина на нас очень надеется.

Тимофей вышел раздавать дополнительное снаряжение. Последние слова старшего лейтенанта внезапно произвели впечатление. Если уж Земляков так формулирует… Не в привычках старлея впустую комиссарить, это все бойцы знают.

Лишнее имущество с машин было снято – еще накануне сдали в штаб связи под опечатанное хранение. На улице было темно, стоял морозец, похрустывал свежий снег под сапогами, от капотов заведенных машин шло тепло. Отягощенные не очень привычными кирасами-жилетами саперы загружали свое минно-противоминное хозяйство.

– И вправду как черепаха, – пыхтел Жора.

Тимофей помог поднять мешки с шашками. К машине подошел Иванов.

– Готовы? Идем головной, Тима, будь настороже.

Вырулили на улицу. Машины осторожно объезжали остатки баррикады. Тимофей сидел на свежесколоченной лавке в кузове «опель-пежо» и размышлял над тем, что нужно было найти доску пошире. Не, это нервы, нормальное же сиденье. Впереди шла перестрелка, немцы кидали снаряды, видимо, из-за Дуная – вразброс громыхало. Уже начал проявляться серый и дымный январский рассвет. Тимофей держал наготове автомат, следил за верхними окнами домов.

Солнце осветило горизонт.

Утро оборвало мой сладкий сон,

Ощутил годам урон.

Словно в первый раз я увидел свет.

Словно в первый раз я был им согрет![56] —

улыбаясь, неожиданно пропел-продекламировал Иванов.

– Это чего? – с любопытством спросил сапер Жора. – Небось Есенин?

– Почти. Но не он. Просто утренняя песня.

Я рукой нащупал свой карман,

Он мне намекнул, что я буду пьян.

Говорит мне: «День держись, братан!

Лучше протирай стакан!» —

продолжил бодрящий стих старший лейтенант.

Саперы засмеялись, Тимофей тоже улыбнулся. Песенка была хулиганской, наверняка дореволюционной.

– Чего ржете? – усмехнулся Иванов. – Да, песня политически сомнительная, зато оптимистичная. Не удержался я чего-то, забудьте. Мне вообще не положено петь, эх, совсем опозорился.

Машина резко остановилась. Впереди разрасталась стрельба, наши минометы активно клали мины куда-то на соседнюю улицу.

– Вроде и ехать было недалеко, а приехали даже раньше, – удивился Иванов. – К машине, хлопцы!

У «доджа» Земляков уже беседовал с местным офицером в замурзанной кубанке. Долбануло недалеко, ощутимо тряхнуло. Оказалось, фрицы вздумали по свежести утреца контратаковать – крайне не вовремя. Пытаются потеснить фланг батальона, отбить захваченные вечером квартал и перекресток.

Машины опергруппы загнали под обращенную к противнику стену. Земляков ругался, призывал не высовываться. Мины сыпались густо, уже не поймешь, с какой стороны бьют. Немцы оказались совсем рядом – в сером доме на соседней улице, оттуда обстреливали наши позиции. Дальше по улице рычал фрицевский танк или самоходка – разглядеть было сложно, танк не особо высовывался: пальнет – и назад за угол пятится. Основная стрельба шла у дома поближе, немцы пытались его взять, наседая со двора и, видимо, пролезая по подвалу: стены фундаментов домов и коллекторы здесь все были пробиты и прокопаны.

– Что-то это вообще не по расписанию, – возмущался старший лейтенант Земляков. – Дайте проехать, потом уж воюйте.

Спокойный капитан Жор сказал, не отрываясь от изучения вынутого из полевой сумки чертежа:

– Оставь, Женя, сейчас утихомирятся.

Действительно, у немцев не очень заладилось. Наша пушка, упрятанная в магазин на первом этаже того самого серого дома, немецкий танк все же подстерегла. Даже сквозь стрекотню автоматов отчетливо было слышно, как звонко звякнуло-стукнуло по броне. Видимо, танк все же не совсем сразили, уползти с глаз долой сил ему хватило, но больше не показывался. Контратака немцев увядала, оказавшиеся на этажах над головой артиллеристов немецкие автоматчики встретили отпор на лестнице и отошли, обычный в уличных боях «слоеный пирог» слегка упорядочил свои начинки. Еще стрекотал невидимый «максим», но стихало…

Машины опергруппы продвинулись еще через квартал, миновали сквер с переломанными деревьями, протиснулись мимо густо врытых каменных надолб.

– Вон он, объект, – указал уже бывавший здесь Иванов.

За проездом, заваленным сшибленными голыми ветвями деревьев, виднелись невыразительные строения. Но забор и ворота выглядели солидно. Мимо объекта катили ободранную сорокапятку не менее ободранные артиллеристы – линия фронта передвигалась еще на квартал в нужную сторону.

Земляков и Иванов разговаривали со стрелковым офицером и несколькими пехотинцами, те указывали куда-то за проезд, в сторону.

Иванов вернулся к машине.

– Тима, труженики кайла и тротила, пошли! Обойдем слева, там забор раздолбило, потом уж ворота вскроем.

Нагрузившись, группа перебежала улицу. Перебрались через воронки и выкорчеванные кусты, открылся рухнувший кирпичный забор.

– Теперь вдвойне осторожнее, – напомнил старший лейтенант.

Группа перебралась через груду кирпичей. Двигаться в бронежилете, в не очень привычных парашютистских наколенниках и с увесистым вещмешком за плечами было не особенно удобно, но в остальном ничего. Открылась территория, заставленная ящиками и трубами не особо ценного