А вот и куропатка. В выводке много птенцов. Все серые, пушистые. Хап! То-то. Не любоваться ими выходят в тундру волки. Всякому свой век и своя пора. Умей защитить иль спрятать выводок, коль мать. Для тебя они дети, для волка — добыча. Не попадайся и сама на пути. Кричи не кричи — этим не поможешь! Коль в тундре живешь — знай свое место: ты ведь для того и кормишься, чтоб самой кормом стать.

— Кэрны! Кэрны! — кричит человек, подбегая к полукровке. Крик, ругань летят из его рта. С чего это он? Завидует, что не ему досталось? Пусть сам поймает. Она это место не метила — мешать не станет…

Взяв в руки оставшихся птенцов куропатки, охотник отнес их к болоту, выпустил всех. Погрозил волчице кулаком. Та в ответ облизнулась. Помешал прикончить выводок. И сам не съел. Жаль, конечно, уходить, да человек велит. Кэрны нехотя, трусцой бежит за нартами.

Человек теперь чаще оглядывался. Следил за волчицей. И той поневоле приходилось все реже останавливаться. Хозяин вскоре повернул упряжку к реке, подвел собак к лодке, усадил их и, дождавшись Кэрны, переправил на другой берег всех. Там он вытащил лодку на сушу. Собаки, а с ними и полукровка, побежали следом за ним к небольшой избушке, стоявшей одиноко, как старая волчица, изгнанная стаей. Кэрны старалась держаться поближе к волчатам.

Вскоре из трубы избы закурился в небо сизый дымок, а ездовики, радуясь отдыху, носились по берегу, задрав хвосты, рыча толкали друг друга боками, играли. Лишь старый вожак лежал у крыльца человечьего дома. Ждал подачку или стерег от беды хозяина? Об этом знал лишь сам пес…

Кэрны знакомилась с новым местом. Поняла: здесь они пробудут долго. Ведь человек привел собак к своему новому логову. А от логова даже зверь далеко не уходит. Хотя у хозяина оно не одно. Но ведь и волки иногда имеют по нескольку логов. На всякий случай. Но человеку кого бояться? У него кроме своры есть железная сосулька. Кэрны видела, как он спрятал ее под свою шкуру. Видела и ту палку, какая убивает волков на расстоянии громом. У хозяина нет малышей-детей. Он один живет. И все ж имеет убежище про запас. Значит, хитер как зверь…

Кэрны вяло обнюхивает тундру. Оглядывается на избушку. Но человек не выходит. Видно, забыл о ней, о своре. И полукровка решила сама найти себе еду… Вдруг загривок ее ощетинился. Следы… Этих она всегда боялась. В опасном соседстве придется жить Кэрны. И не только ей, но и волчатам. Да и доведется ли вообще жить, если здесь эти следы? Но боится ли их человек?

Полукровка всмотрелась в медвежий след. Крупный зверь. Шаг большой, торопливый. Значит, голоден. Пробку из себя выкинул. Сейчас ему все равно, чем брюхо набить. Волчицу и волчат он, положим, не станет жрать, собак — тоже. А вот человека… Видела однажды в тундре такое. Но стоит космачу подойти к человеку, как его бросятся защищать не только собаки, но и ее волчата. И вот тут-то… Голодный медведь страшен. Всю свору изувечит. И волчат в злобе порвать может. Хоть и велик космач, а проворен.

Волчица забеспокоилась, заметалась вокруг следов. Метнулась к двери избы. Она была открыта. Полукровка впервые села у порога. Завыла просяще, давая сигнал опасности хозяину. Тот лишь кинул ей кость. Кэрны даже не глянула на нее, продолжая выть все протяжней. Человек прикрикнул на волчицу. Тогда Кэрны подбежала к лодке, призывая хозяина уйти отсюда. Он опять не понял. Полукровка, одолеваемая беспокойством, схватив одного из волчат за загривок, потащила его, упиравшегося, к лодке. Но охотник принял это за игру и ушел в избу.

Кэрны даже растерялась от такой непонятливости и тут же решилась на последнее. Она подскочила к вожаку ездовиков и увлекла его за собой к следам медведя.

Вожак учуял. Понял. Зарычал, заскреб лапами след и бросился в избу. Кэрны обрадовалась. Вожака хозяин выделял изо всех собак и нередко разговаривал с ним. Значит, они понимали друг друга. Может, ее волчат не тронет медведь. Человек поймет и уйдет отсюда. А это главное… Вожак влетел в избу, залаял, беспокойно закружился у ног человека, вертя башкой, звал за собой. Но недогадливый хозяин выгнал пса из избы и закрыл дверь. Кэрны разозлилась. Любой волк стаи понял бы ее. Даже собачий вожак уразумел. А до человека не дошло… Потому и носит с собой железную сосульку и гремучую палку. Но они не заменят волчьего чутья. Зверь сам по себе выживает в тундре. Его выручают и нюх, и осмотрительность. У человека этого нет… Так вот для чего он взял ее, Кэрны, с собой в тундру! И даже снял ошейник. Что ж, ничего не поделать, ей тоже придется защищать человека. Ради безопасности волчат. Но ведь и сила без осторожности — слепа… Полукровка отчаянно скребанула лапой в дверь. Человек открыл ее. Хотел было турнуть Кэрны. Но та опередила. Ухватила хозяина за пахнущую оленем шкуру на ноге и потащила из избы. Человек вначале упирался. Даже прикрикнул. Но свора не шелохнулась, чтоб отогнать полукровку. И человек, удивленный этим, пошел за ней. Кэрны привела его к следу. Охотник долго разглядывал. Вот он, распрямившись, повернул к избе. Кэрны готова была обрадоваться. Но… хозяин явно не собирался покидать логова. И полукровка понуро отошла от избы, недоумевая, почему человек не боится космача?

К вечеру человек успел наловить сетью много рыбы. Волчица не знала, что это — корюшка. Что именно за нею приехал сюда человек: покуда нельзя охотиться, решил не терять время и запастись на весь год. Сложив рыбу в бочки, он посыпал ее крупной солью, сказав вожаку, что завтра будет развешивать для вяленья это человечье и собачье лакомство. Позвал с собой понятливого пса за дровишками для костерка; этот молчаливый собеседник повсюду сопровождал хозяина.

На Кэрны подействовала спокойная уверенность человека, но о следах медвежьих она забыть не могла. Успокаивать себя тем, что космач задержался здесь совсем случайно и, может, уйдет — не приходится. Себя не обманешь. Полукровка уже знала, что совсем неподалеку отсюда есть берлога, где зимовал лохмач. От нее он далеко отлучаться не будет. Знала Кэрны, медведи часто навещают свою берлогу с весны до осени. Они по-своему караулят ее, опасаясь, чтоб кто чужой не занял. Ведь рыть новую и долго, и трудно; куда как легче сохранить прежнюю! Случается, конечно, что и бросают ее, но лишь в крайнем случае, когда грозит опасность. А один человек — для медведя не препятствие. Вот если сильная, молодая медвежья пара заявится, тогда старому медведю придется убираться из своей берлоги подобру-поздорову. Подальше. Медведи не потерпят соседства даже себе подобных. Этот лохмач — один, к счастью. Не молод. Но еще достаточно силен, чтоб убрать такую помеху, как человека и свору…

Кэрны тяжело вздыхает. Вот уже три раза сходили в тундру хозяин и вожак. Все обошлось. Сегодня. А завтра? Нужно быть готовой ко всему. И для верности — подкрепиться…

Волчица отодвинулась от жаркого костра, стала грызть юколу. Ездовики грелись у самого огня. А Кэрны не любила смотреть на пламя. Она боялась его, сама не зная почему. Она помнила лишь: волки боятся огня, собаки его любят. В стае она чувствовала себя чужой. Там ее считали собакой. Но и здесь, в своре, она — не родня. Так что же она есть на самом деле? Чего в ней больше и от кого? — недоумевала полукровка.

Человек подкинул в огонь сухого стланика. Тот вспыхнул, затрещал. Искры брызнули поверх голов собак и человека. Летними звездами гасли в молодом ягеле. Волчица стала дремать. Ей снилась тундра. Вся в сугробах, залитая замороженным светом луны, гулкая, широкая. Над нею в темном небе греются, подпрыгивая и толкаясь, звезды. Они, как куропаточий выводок, вылезший из-под крыла брюхатой луны, глазеют на тундру… Эх, достать бы с десяток! Перещелкать крепкими зубами! Да не дотянуться. Далековато. И полукровка, задрав морду, смотрит на небо. Может, там не так голодно, как в тундре?.. Но вот кто-то толкнул ее в бок. Она оглянулась. Это ее волчата. Их не четверо, нет. Их много. Как звезд на небе. Значит, не только луна счастливая мать! Вон и у нее, у полукровки, полно детей! От них и зима в тундре теплее стала. Кэрны хочет лизнуть каждого волчонка. Она уже высунула язык, потянулась к ближнему…