дал сходить на Святые горы: надо могилу себе выбрать поудобнее, – нехорошо засмеялся он, – и с новым игуменом познакомиться: лишняя протекция на небе, вероятно, не помешает…

Прибыв в Святые горы, Пушкин пошел на кладбище. Над густо усыпанными желтым и влажным листом могилками дремали обнаженные деревья. На кладбище было светло, и свет от опавших листьев казался золотистым. Много было старинных, мшистых намогильных камней, на которых и прочесть уже нельзя было ничего.

Пушкин подошел к могиле Ганнибалов. Очень ему это местечко нравилось. Иногда он уговаривал даже своих приятелей похорониться тут.

– Песок – чистое золото! – хвалил он. – И чисто, и сухо, и ни одного червячка – прелесть! Хочешь, Соболевский? А?..

– А, поди ты к черту, животное!

Побродив рассеянно среди могил, Пушкин пошел в Михайловское. Он часто останавливался и смотрел вокруг, и дышал осенней тишиной лесов и полей. Спят сосновые леса, местами затянутые нежным туманом, спят прозрачные озера, спит челнок рыбака, спят опустевшие поля, спит кроткое, низкое небо…

И, точно заколдованная этой вселенской тишиной, засыпает на время придавленная, опошленная, измученная душа бедного человека, – но только на время, на короткое время… А там опять из темной глубины ее поднимаются бесы – как в недавно написанном им стихотворении:

…Бесконечны, безобразны

В мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Словно листья в ноябре…

Повесив голову, он хмуро вернулся в свою старую, умирающую усадьбу…

В 20-х числах октября Пушкин возвращается в Петербург. Здесь он узнает, что ему вернули деньги, вычтенные из 30 000 тысяч за проценты и взятую ссуду на издание «Истории Пугачевского бунта». По приезде он навещает больную мать. В письме Осиповой в Тригорское он пишет:

«Бедную мать мою я застал почти при смерти, она приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувствовала себя дурно у госпожи Княжниной, где остановилась. Раух и Спасский потеряли всякую надежду. В этом печальном положении я еще с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя, конечно, сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае, Натали тут ни при чем, и отвечать за нее должен я. Если бы мать моя решила поселиться у нас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески достойном жалости. Что до меня, я исхожу желчью и совершенно ошеломлен.

Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь и сладкая привычка, однако в ней есть горечь, делающая ее в конце концов отвратительной, а свет – мерзкая куча грязи. Тригорское мне милее. Кланяюсь вам от всего сердца…»

Пушкин почти каждый день бывает у родителей. Он много работает, все пытаясь хоть как-то поправить финансовые дела.

Глава 13. 1836 год

Новый, 1836 год Пушкины тоже встречали у поэта Одоевского…

Пушкин открыл глаза. За окном уже было светло. В доме тихо, только из детской доносился еле слышимый шум голосов. Он с некоторым удивлением отметил, что сидит в кабинете в кресле.

«Я, кажется, не спал, но в голове, как во сне, пронеслись все события последних почти двенадцати лет жизни… Я посмотрел на себя как бы со стороны… К чему это?.. – с какой-то тревогой подумал поэт. – Надо пойти к Натали и пригласить ее позавтракать…»

Он зашел в спальню и увидел, что она уже тоже проснулась. – Доброе утро, а может быть, уже и день, мой ангел, – поздоровался он с женой.

– Доброе утро, милый, – ответила Натали, протягивая к нему руки.

Он ее обнял и поцеловал.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая, не устала? – спросил он участливо.

– Голова кружится немного, дает себя знать беременность…

– Ты много танцуешь, душа моя, надо поберечься.

– Наступит скоро пост, вот и буду беречься…

– Хорошо, поднимайся и приходи завтракать, я тебя буду ждать.

После завтрака, войдя в кабинет, он заметил на столе письмо от Бенкендорфа, в котором сообщалось, что царь разрешает ему издавать журнал под присмотром общей цензуры.

Пушкин поделился этой новостью с Натали, которая почти равнодушным голосом сказала:

– Вот видишь, друг мой, это и есть то чудо, о котором я тебе говорила и которое спасет нас…

Пушкин ничего не ответил, лишь грустно улыбнулся… Он начинает работать над созданием редакции журнала, который он решил назвать «Современник». Первый, кого он пригласил, был Гоголь, который с радостью согласился, потом последовало приглашение Одоевскому, Плетневу, Вяземскому, Жуковскому… В начале февраля первые материалы первого номера журнала направляются в цензуру. Начинается подписка на журнал, но идет она вяло.

В 20-х числах января Дантес был принят в доме Пушкина, о чем он радостно сообщает Геккерену:

«У меня более чем когда-либо причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в ее доме…»

Перед этим он писал тому же адресату о своих чувствах к Наталье Гончаровой:

«…но самое скверное – то, что я безумно влюблен! Да, безумно, потому что совершенно потерял голову. Я не назову тебе ее, ведь письмо может пропасть, но вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты узнаешь имя; самое