Белтран отступает на шаг, спотыкается о стул и с грохотом растягивается на полу, размахивая руками. Чувствует внезапную, острую боль, когда локоть принимает на себя всю его тяжесть. Воздух постепенно становится холоднее; отвратительная смесь корицы и разлагающейся плоти проникает в его ноздри. Дэвис опускается на колени между остальными двумя, касаясь руками их тел, и снова кажется, что черты его лица проваливаются в глубь черепа, даже круглый живот втягивается, как будто что-то пустое, что-то оголодавшее и жадное поглощает эту странную энергию; как будто внутри у него черная дыра, набивающая свою утробу светом.

– Ради Бога, позвольте ему выйти, – говорит Дэвис.

Белтран пытается подняться на ноги и поскальзывается. Большая, ширящаяся лужа воды из реки Миссисипи окружает его. Впитывается в его одежду. Он снова пытается встать на ноги – на этот раз у него получается – и, спотыкаясь, направляется к двери. Выталкивает себя наружу, в теплую, влажную ночь, и, не задержавшись, чтобы посмотреть, преследуют они его или нет, неверным шагом идет по улице, прочь от церкви, прочь от ночлежки, пока не видит распахнувшийся пастью переулок и, благодарный, не сворачивает в него. Он кое-как проходит еще несколько футов, прежде чем падает на колени. Белтран уже не понимает, вызвана ли боль артритом или призраком, точно плющ обвившим его кости.

На другом конце переулка, в проеме двери для приема товара, он видит груду одежды и рюкзак: это чье-то гнездовье. На него падает тень; кто-то останавливается у входа в переулок. Городской свет делает из него темный силуэт, негативное пространство.

– Ты че тут делаешь? – спрашивает кто-то.

Белтран закрывает глаза: знак капитуляции.

– Я просто отдыхаю, друг, – отвечает он, почти умоляя. – Я не задержусь.

– Тебе тут не место.

– Да ладно тебе. Дай отдохнуть минутку. Я здесь не останусь. Не видишь разве, что со мной творится?

Открыв глаза, Белтран оказывается в одиночестве. Он выдыхает, и звучит это почти как всхлип.

– Я хочу домой, – шепчет он. – Я хочу домой.

Запускает пальцы в волосы, сбивая запутавшиеся в них трупы утопленников, которые валятся ему на колени.

Белтран, совершенно и полностью пьяный, оставил паб «Авеню» позади и шел медленно и осторожно, а земля дергалась и вращалась у него под ногами. Он сохранял бдительность, выслушивая трамвай, который по ночам летал со скоростью пули; в прошлом году тот переехал пьянчугу, возвращавшегося из какого-то бара дальше по улице.

– То еще было дерьмище, – провозгласил Белтран и сам же рассмеялся. Здание «Юнайтед Кэб» было всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Поторопившись, он смог бы обогнать дождь.

На полпути туда он нашел Айви, лениво копошившуюся в урне.

Это прелестное создание явилось в город в прошлом году, сбежав от какого-то личного кошмара в Джорджии; она была на сорок лет младше Белтрана, но надежда в нем цвела пышным цветом. Они неплохо ладили – она, в общем-то, неплохо ладила с большинством мужчин – и всегда было приятно провести время с симпатичной девушкой. Он помахал ей:

– Айви! Эй, девочка!

Она взглянула на него с пустым выражением лица.

– Привет, Тран. Что поделываешь? – Айви выпрямилась и бросила смятую обертку обратно в урну.

– В постельку направляюсь, девочка. Поздно уже!

Она оценивающе взглянула на него, потом улыбнулась:

– Да ты надрался!

Он рассмеялся, как мальчишка, пойманный за какой-то шалостью.

Айви заметила пакет, который Белтран все еще сжимал в руке.

– Я никакой еды не нашла, Тран. Умираю с голоду.

Он воздел пакет, как голову поверженного врага.

– У меня найдется для тебя еда.

Айви протянула руку и адресовала ему лучшую свою улыбку. Она воспламенила весь алкоголь в его организме. Она зажгла его.

– Так давай сюда, – сказала Айви.

– Да ты меня за психа держишь. Пойдем со мной, ко мне в берлогу.

– Блин. В это старое такси?

Белтран повернулся и зашагал в нужном направлении, прислушиваясь к ее шагам, поспешно догонявшим его. Выпивка в нем заставляла землю медленно, размеренно волноваться, а фонари – кровоточить светом в хмурой ночи. Поднялся холодный ветер, и здания сомлели на своих фундаментах. Вдвоем они одолели короткий путь до «Юнайтед Кэб».

Он обнаружил, как всегда, что поглядывает на нее: хоть Айви и исхудала от голода, у нее, казалось, была аура высеченного из камня благородства, несгибаемой красоты, не зависящей от обстоятельств или перспектив. Она была еще, к тому же, достаточно молода, чтобы сохранить какой-то упрямый оптимизм по отношению к миру, как будто тот мог еще одарить ее каким-нибудь добром. И кто знает, подумал Белтран. Может, и одарит.

Первые тяжелые капли дождя начали падать, когда они дошли до такси. Оно скончалось там, где его припарковали в последний раз, два года назад. Машина просела к земле, ее шины давно уже сдулись, а рессоры потеряли упругость, поэтому рама едва не задела асфальт, когда Белтран открыл дверь и забрался внутрь. Там пахло жареной едой и по́том, и он потер старый освежитель воздуха, болтавшийся на зеркале, в какой-то дикой надежде, что сможет еще выжать из него немного жизни. Передние сиденья отсутствовали, что позволяло распрямить ноги. Машина была забита одеялами, старыми газетами и порножурналами. Айви заглянула внутрь и наморщила нос.

– Мы на месте, крошка, – сказал он.

– Тут воняет!

– Не так и плохо. Привыкнешь. – Он откинулся на сиденье, вытянул ноги вперед. Забросил одну руку на спинку и пригласил Айви прижаться к нему. Она помедлила, остановившись на полпути через дверь, стоя на четвереньках.

– Я с тобой трахаться не буду, Тран. Слишком ты старый.

– Да по фиг, девочка. – Он попытался изобразить, что не разочарован. – Затаскивай сюда свою глупую задницу и ешь уже.

Айви забралась внутрь, и Белтран открыл для нее пакет. Они набросились на креветки, еще сохранявшие остаточное тепло от микроволновки в пабе. После, когда теплая еда согрела им животы, под шум дождя, барабанившего по крыше, Айви расслабилась на сиденье и наконец-то устроилась на руке Белтрана, положив голову ему на плечо. Белтран приобнял ее, осознавая с некоторым огорчением, что всякое сексуальное желание оставило его, и что чувство, которое он испытывал к ней, сделалось теперь совершенно иным и намного лучше.

– Я ничего о тебе не знаю, Тран, – проговорила она тихо. – Ты почти ничего рассказываешь.

– В смысле? Я постоянно что-то рассказываю.

– Да, но не рассказываешь по-настоящему, понимаешь? Например, семья у тебя есть?

– Ну, – сказал он затухающим голосом. – Где-то. Где-то у меня есть дочка.

Айви подняла голову и посмотрела на него: