Так каков же предмет надежды? Когда мы надеемся, то на что надеемся?

[ «Читая Писание, — говорит Данте, — я понял, какова „цель“, что ожидает души, которые „Господь избрал“, святые души. Исайя говорит, что „в земле своей“ каждая душа будет одета „в две ризы“ (то есть проявит свою двойную природу, душевную и телесную, и тут мы возвращаемся к песни четырнадцатой). „А их земля — жизнь сладостная эта“: земля, о которой я говорю, — это блаженная жизнь, какой мы видим ее в раю. Твой брат еще лучше „нам откровенье это изложил“, прояснил нам эту истину, „сказав про белые уборы“ в книге Откровения». (Ее написал евангелист Иоанн — брат Иакова.)]

[Как только я умолк, в вышине раздалось пение 9-го псалма (упомянутого ранее), и ему после вступления стал вторить хор святых и блаженных, словно говоря: «Молодец, ты назвал правильный псалом, сейчас мы тебе его исполним». Привычная похвала себе за удачно пройденное испытание…]

Два кратких комментария, прежде чем мы перейдем к чтению. Во-первых, необходимо отметить, какое внимание вновь уделяется свету и зрению: мы приближаемся к окончательному откровению и созерцанию Истины, природы всего сущего, и поэтому в последних песнях Данте с небывалой силой поднимает тему слепоты, изображая таинственное ослепление, произошедшее с ним, — и сейчас мы это увидим, — в то время, как святой Иоанн задавал ему вопросы о любви. Это временное ослепление стало предметом множества толкований; я понимаю его как мысль Данте о том, что никакой результат не окончателен, все может повернуться вспять.

Так, если в начале странствия Данте осознал свою слепоту и необходимость прозреть («очутился в сумрачном лесу»), а также свою потребность в долгом пути очищения, освобождения, на котором все очевиднее и ощутимее становится приближение к Истине, теперь, когда его путь подошел к концу, когда он исповедовал свое кредо и объяснил, в чем состоит движущая им надежда, следовало бы ожидать, что во время этой последней беседы о любви Данте будет стоять на пороге к прозрению. Но нет, разговор с евангелистом Иоанном, который подходит к нему, как и предыдущие два персонажа, вызывает у него внезапную потерю зрения. Данте так ослеплен светом, что теряет способность видеть — это уже происходило в ним в песни двадцать пятой, завершающейся четырьмя трогательными стихами: Данте, посмотревший на Иоанна Богослова и ослепленный его сиянием, поворачивается к Беатриче и не может ее разглядеть:

[ «Как же я был смущен и растерян, когда, повернувшись, чтобы взглянуть на Беатриче, не смог ее увидеть, хотя стоял рядом с ней и „в мире всех величий“, то есть в раю».]

Данте словно напоминает нам, что на жизненном пути ничего не гарантировано, ничто не достигается нами раз и навсегда. Разумеется, не всегда приходится начинать с нуля, в вере возрастает уверенность, о чем мы говорили в связи с верой и надеждой, но победа в битве никогда не бывает окончательной.

Мне приходит на ум слово, с которым христианство отождествляет смерть: агония, от agon, что означает «битва». Момент смерти — это и момент последней битвы, и это напоминает нам, что свобода — это настолько серьезный и истинный дар, что за нее всегда следует бороться, каждый день стоит молить о милости, чтобы нам было даровано прозрение, ничто не дается раз и навсегда.

А еще я вспоминаю своего незрячего друга, с которым познакомился в Украине[265].

Ослепнув, он обрел самого себя. Так вот, мне кажется, что странное ослепление в начале песни двадцать шестой связано с этим чувством, словно евангелист Иоанн говорит Данте: воспользуйся этим моментом слепоты для того, чтобы увидеть по-настоящему, чтобы прозреть.

Второй комментарий касается того, что Иоанн расспрашивает Данте о любви очень кратко. Некоторые критики говорят о своем разочаровании при чтении этих стихов, потому что считают, что Данте не уделяет внимания любви как чувству. А мне кажется, что эта краткость обусловлена тем, что любовь всеобъемлюща и поэтому, дойдя до темы любви, нет смысла распространяться. Так, открытие своей собственной природы, природы притягательности вещей и того, что лежит в основе такой притягательности и тем самым составляет наивысшее благо, — это тема всей «Комедии». Поэтому Данте не нужно здесь много об этом говорить, в этих коротких стихах он просто обобщает и подытоживает то, о чем говорил на протяжении всей поэмы.

В начале песни двадцать шестой перед Данте, который все еще находится в замешательстве из-за обнаруженной потери зрения, предстает святой Иоанн.

[Я еще был в смятении из-за помутившегося зрения, когда из ослепившего меня лучезарного пламени донесся обращенный ко мне голос: пока ты ждешь, когда к тебе вернется утраченная при взгляде на меня способность видеть, «возмести утрату звуком речей», компенсируй потерю зрения размышлением. Это призыв, о котором я уже говорил ранее: воспользуйся моментом слепоты и трудности, чтобы начать рассуждать, попытайся докопаться до сути вещей.]

[ «Так начинай, — говорит Иоанн Богослов, успокаивая Данте, — скажи мне, „куда стремится / Твоя душа“, какова конечная цель устремлений, и „отстрани испуг“, осознай, что твой взор „не умер, а мутится“. Не беспокойся, поверь, что твой взор не умер, зрение не утрачено окончательно, а всего лишь „мутится“, это временная потеря, потому что та, „что ввысь из круга в круг / Тебя стезею дивной возносила“, то есть Беатриче, ведущая тебя через рай, несет в своем взгляде ту же добродетель, что была в руках у Анании».]