для духа природы. И почти всегда — не оправдан. Редкие пары доживают до смерти… вместе. Представь себе вилу, бессмертную душу стихии, лишившуюся всего, которая вдобавок оказалась отвергнутой любимым… и оказалась одна в жестоком мире живой материи.

Ну да, в принципе, все понятно, и про посредников, и про одиночество, и про проходящую любовь. Опять же на примере цифрового мира. Чтобы программный код, ИскИн, воплотился в моем мире, ему должно обрести тело, сделать его, украсть, не знаю как именно. Потом загрузить в него свою цифровую суть, разорвав связи с цифровым миром. И вот ты только что был системным кодом, почти всемогущим, мог переместиться куда угодно со скоростью света, мог совершать миллиарды операций в секунду, обладал другими цифровыми сверхвозможностями, и — бах! — всего этого тебя лишают, и засовывают в довольно примитивное человеческое тело.

Как в нем жить? Как ходить, как дышать, как питаться, как говорить, как думать, как не думать? Многому придется научиться, чему люди с младенчества учатся. Явно, что такое создание получится, так сказать, «слегка не в себе». Той же кликушей на раз прослывет. И это «слегка» вполне может послужить причиной того, что любовь человеческая к ИскИну пройдет. Вторая причина — это то, что тело ИскИна уже не будет идеалом, который навевает и облекает в форму подсознание человека, это будет просто тело, обладающее недостатками. Третья причина проходящей любви — это отсутствие духовной связи и чувства оргазмического единения, останется чисто человеческая биология и химия. Если хоть одна из причин сыграет, то человек бросит бывшую возлюбленную, и она останется в этом теле со всеми недостатками, без всех возможностей ИскИна навек в этом мире. Жуть, иначе не назовешь.

— Картинка не приглядная, право, — согласился я, — но, по-моему, любовь…

— Что ты знаешь о Любви? — перебила Лала. — Ты никогда не задумывался, что Она — одна из нас?

— Одна из вас… — я осекся. — Нет, не думаю. Она должна быть выше, я уверен в этом. Скорее, я бы причислил ее к каким-нибудь демонам или божествам, раз уж то на то пошло…

Лала печально усмехнулась.

— Так, но вы сказали, что можете изменить меня, сделать идиотом, так сказать, и тогда я попаду в ваш мир, — попытался разобраться я. — Так в чем затык? Делайте! В жисть не поверю, что на каждого человека, которого к себе русалки забирают тратится по дракону и цветку папоротника…

— Ты рус, — печально напомнила Дубравка, — мы не можем изменить тебя.

— То есть духи могут менять людей, но есть некий особый тип, рус, который не меняется духами, так что ли?

— А то ты не знал, — усомнилась Лала.

— Но вы же меняли меня? — не понял я. — Точки раскрывали, еще что-то делали…

— Ты сам менялся, прокачивал свой уровень, как ты любишь говорить, — ответила Дубравка, — мы только направляли тебя, давали упражнения, задания, квесты.

— Ясно, — наконец-то понял я. — Тогда давайте запустим план "б", найдем этих посредников и перенесем вас ко мне.

— Ты нас совсем не слушаешь, — надулась Дубравка, — мы русалки, «посредники» не могут изменить нас, как обычных духов, так же как духи не могут изменить русов.

— Так, подобьем бабки, — решил я. — Вы не можете изменить меня напрямую, все другие возможности прокачаться и присоединиться к вам я упустил. А вы не можете переместиться ко мне, потому что «посредники» не могут изменить вас. То есть наши отношения зашли в тупик? Мы можем видеться только здесь, в этой… граничной области?

— Не совсем так, но… давай пока не будем об этом, — произнесла Дубравка.

Она встала с качели и подошла ко мне на расстояние вытянутой руки. Слева от нее встала Лала.

— Ты принес Жар-цвет? — спросила Дубравка, глядя мне в глаза.

— Вы же знаете, я не дошел до вас, — ответил я. — ну и не уверен, что это именно тот путь, по которому я хотел бы прийти к вам…

— Чтобы понять подходит тебе путь или нет, по нему надо было пройти, — насмешливо произнесла Лала, — но это лирика и не отменяет вопроса: ты принес Жар-цвет?

— Не понял? — сбился я.

— Жар-цвет — отцвел. Теперь он бесполезен для нас… почти, — сказала Дубравка, — но мы по-прежнему можем извлечь из него Силу для себя и приготовить сурицу для тебя. Поэтому я в третий раз спрашиваю: ты принес Жар-цвет?

— Нет, любимая, — ответил я, не понимая суть вопроса, они же сами видят, что я не принес цветок. Допускаю, что пока жар-цвет цвел, то граница между мирами была зыбкой, и я мог передать его сестрам, но как я теперь могу пронести его — материальный объект — в сновидение?

— Для начала — это не сновидение, — Лала прочитала мои мысли, вероятно эмпатическая связь начинала возвращаться. — Сновидение — это событие, происходящее в области твоего воображения. Практически это то же самое, что и воспоминание, припоминание или выдумка. Сейчас же область твоего воображения соприкасается со сном — инобытием, не явью. Здесь все по-другому, даже время здесь течет вспять. То, что ты считаешь пробуждением на самом деле является засыпанием, а момент твоего входа в сон — это момент пробуждения. Поэтому ты и не можешь проснуться по собственной воле: событие, или вернее снобытие, удаляет тебя от момента пробуждения. В следующий раз, попробуй оглянуться, когда, как тебе кажется, ты «заснешь». Сейчас же, и ты, и мы, стоим на пересечении, на Черте. Черта — это не сон, но и не явь, это граница бытия и забвения. Что-то вроде Кромки, или Межи, смотря, с чем сравнивать.

— И?.. — я внимал ей с неподдельным интересом.

— И — можно пронести предметы в сон, и вынести их отсюда, — усмехнулась Лала.

— Используй для этого свое воображение, — добавила Дубравка.

— В смысле? — не понял я.

— Ну и пенёк же ты! — рассмеялась Лала. — Иногда мне кажется, что все люди произошли от чурбанов…

— Эй, зачем обижать мои чурбаны, а? — насмешливо возмутилась Дубравка.

Стоит отметить, что смех согнал часть бледности с их лиц и отрешенности с фигур.

— Ты можешь хранить предметы, материальные, в области своего воображения, — медленно, с расстановкой, словно идиоту, объяснила Лала.

— И после — переправить их через Черту в область… сна, — закончила ее мысль Дубравка.

— Чушь какая-то… — возмутился я. — И как мне это провернуть, в натуре, так сказать?

— Это уже твоя забота, — усмехнулась дева гор. — Хочешь испить сурицы, рвись изо всех сухожилий.

— А ты уверена, что я хочу испить сурицы? — прищурился я. — Нужна ли мне та сила, о которой вы талдычите?

— Люди такие глупые, — поморщилась Дубравка, — не видят