успел отскрести шкуру и обмазать ее содержимым кишечника, свернуть пополам и складировать в пещере.

Собственно, ближе к вечеру все эти дела и были завершены. Я плотно и вкусно поужинал, провел ревизию продуктов, предметов и ресурсов, пополнил запас дров, и с предвкушением отправился на боковую.

Я очутился на лесной поляне, заросшей папоротником, кустами смородины и малины. Русалки сидели в обнимку, рядом друг с дружкой, возле небольшого пригорка, который венчал невысокий остов поломанного дерева. Чем-то неуловимым они походили на котят: чистотой взгляда, наивностью и детским озорством; внимательно смотрели на меня.

Сломанное дерево тоже смотрело на меня — его кора, почти у места излома, сплелась странными складками, по форме напоминающее лицо, отдаленно похожее на старика с кустистыми бровями.

Я сделал шаг вперед, и с замиранием сердца повторил заученный якорный жест. И, о чудо — ничего не произошло. Тогда я повторил его еще раз, опять облом. Еще, и еще, и еще.

— Да как так-то! — возмутился. — Был же сарайчик…

— А что ты делаешь? — с интересом спросила Дубравка.

— Да, вот, цветок вам принес…

— Ой, как здорово! — она захлопала в ладоши. — Показывай!

— Да пытаюсь я, пытаюсь…

Русалки подошли поближе и с любопытством наблюдали за моей пантомимой. Потом начали давать советы.

— Попробуй мне дарить…

— Тогда мне…

— Давай нам обеим…

— А если на колено встать?..

— Может на оба?..

— А попробуй со словами…

— Больше чувств!..

— А ты точно хочешь его отдать?..

— Так! — не выдержал я, до этого четко выполнявший все их команды, и начавший понимать, что меня троллят. — Пойду дома потренируюсь. Не расходитесь.

Русалки с визгом накинулись на меня, повалили, щекотали, обнимали, даже кусали, и в итоге все закончилось поцелуями. Ничего не понимая, я просто отдался ситуации. Возня была более чем приятной, и обид как небывало, и связь вновь на месте, хотя и стала несколько иной. Даже не знаю, как точнее описать. Словно раньше русалки боялись, но боялись, что все начнется. Теперь они тоже боялись, но уже того, что все закончится. Разница была как между небом и землей. В результате к конкретным действиям мы так и не перешли, но утомились порядком.

Сели в кружок, вернее в треугольник, по-турецки, и смотрели друг на друга, думая каждый о своем.

— И что это было? — не выдержал я.

— Ну вот что за человек-то такой! — в сердцах вздохнула Лала. — Ведь хорошо сидели, что началось то?

— Теперь объяснять тебе придется, — в тон ей вздохнула Дубравка.

— Так интересно же, вроде сказали без цветка не приходи…

— А если бы со скалы тебе сказали спрыгнуть? — рассердилась Лала.

— Мало ли что мы сказали, сам-то соображать должен! — поддержала ее сестра.

— Не, я пас, у меня рядом с вами соображалка не соображает, — открестился я. — Уважительная, между прочим, причина, показывающая насколько вы мне дороги.

— Были бы дороги — ты бы и без жар-цвета пришел, — заявила Дубравка.

— Мы, между прочим, скучали, — огорошила меня горная нимфа.

— Когда ж вы успели-то, мы ж день всего не виделись?

— Для тебя день, а для нас может век, мы вообще с тобой мысленно попрощались, не верили, что цветок принесешь, но верили, что без цветка не придешь…

— Так я же и не принес…

— А ты попробуй еще раз, только ласково, нежно, словно своей возлюбленной цветы даришь…

— Так я это и делаю, — возмутился я, пробуя еще раз, и еще.

— Да ёшкин пень, — не выдержала Лала.

Она протянула ко мне руку и вытащила жар-цвет.

— Вот так надо! — засунула его обратно и снова вытащила, — вот так, это же просто как дважды два! Запомнил?

— Запомнил, — согласился я и повторил, имитируя ее выговор: — просто, как дважды два!

Мы рассмеялись. Лала положила цветок папоротника посередке. Он изменился, у него появился горящий огненный стебель и листья, а сам бутон светился оранжевым светом, сияющим, пульсирующим, разрастающимся. Этот свет словно был многомерным, состоял из множества пересекающихся плоскостей, наложенных друг на друга слоёв, объемов, заключенных в других объемах. Он блестел изнутри, переливался, струился.

Чем дольше цветок лежал на полянке, тем большую её часть начинал освещать, с каждым импульсом распространяя свое влияние все дальше и дальше. Также от него исходило тепло, мягкое и обволакивающее, успокаивающее и бодрящее. Маленькая радужная искорка, просвечивающаяся сквозь бутон, никуда не пропала, но заметить ее на фоне разгорающегося оранжевого свечения становилось все сложнее.

— И сдался тебе этот цветок… — печально вздохнула Дубравка.

— Мне? — удивился я.

— Ты ж из-за него волну погнал, — подтвердила Лала.

— Это всему любовь виной, она такая, ее хлебом не корми дай встать между кем-нибудь, — перестал спорить я.

Мы попять замолчали.

— Не, ну а что, красивенький? — не выдержал я. — Почти как я. Он что-то здесь меняет, но вроде в лучшую сторону. Может себе оставить?

— Попробуй, ты достать-то его не смог, а уж забрать и подавно, — насмешливо разрешила практичная Хозяйка Горы.

— Еще мне кажется, что вы тоже изменились, стали более рассудительными? Это не я вас, часом, заразил?

— Так ты нас еще каким-то «часом» заразил?! — с притворным ужасом отпрянули девчонки.

— Меняемся, — помолчав, согласилась Дубравка. — Дурной пример заразителен.

— Если же цветок тут корни пустит, то и вовсе другими станем, не узнаешь в следующий раз…

Я невольно сглотнут и уточнил:

— В хорошем смысле этого слова?

— В самом, что ни на есть, — засмеялась Лала.

— Здесь и так места зачарованные, стык двух каменных лепестков, белого и синего, поломанное пространство, первородные криницы, дыры в иномирьях… Думаешь просто так дракон его стерег?

— Это что, мне теперь вместо него вас стеречь? — испугался я.

— Ага, толку с тебя, как с козла молока, — похлопала меня по плечу Лала.

— Он не то, чтобы нас стерег, — уточнила Дубравка, — а так, скорее ситуацию или положение вещей. Иногда помогал, иногда только мешал, иногда все портил. Но пока к нам напрямую не лез и мы его тоже не трогали.

— Молодой еще был, зеленый, — добавила Лала.

— Теперь, с жар-цветом, мы станем гораздо сильнее, и без дракона справимся, — закончила дева леса.

— Кстати, хотите загадку? — спросил я, и не дожидаясь ответа загадал: — Она черная? Нет, красная. А почему белая? Потому что зеленая.

Русалки уставились на меня с неподдельным интересом. Видно было, как он ищут ответ, и видно было, что им это до чертиков интересно.

— Нет, не подсказывай! — предупредила Дубравка, и я почувствовал, как связь с ним слегка ослабла. — Мы сами хотим отгадать…

— Ка-а-айф! — протянула Лала. — Почему ты раньше так не делал?..

— Хм-мм, — хмыкнул я, — не знал, что это ваша эрогенная зона, ваша точка