Эхо, не различимое ухом лишенного врожденных способностей гномьего знахаря, загуляло в недрах каменных корней, под травой, под тонким слоем плодородной почвы. Дожди и ветры наносят и смывают ее, а камни остаются – и помнят. Едва ощутимая дрожь качнула травинки – сместила на волос, не более. Но Лоэль услышал и побежал быстрее. Горы помнили пение древних гномов. Они не забывают тех, кто исконно обитает в пещерах и наполняет недра радостью труда и жизни, кто почитает глубинный горн Труженика.

Волна трепета катилась по долине и вела точно и неспешно, словно горы сочли вопрос важным, даже долгожданным. Может, так и есть. Когда Лоэль найдет перевал – а он теперь не сомневался, найдет, – он укажет место древней битвы знахарям Гхросса. Гномы придут и будут петь над камнями, залитыми в древности кровью предков. Старая боль угаснет, горы смирятся с тяжестью потери. И не станет злое эхо звенеть по ущельям, пугая случайного путника шумом стали. Громы прекратят рычать проклятиями черных магов, а ветер – стонать голосами умирающих.

Пять дней волна дрожи катилась, послушно замирая, давая принцу возможность отдохнуть. И снова эхо возрождалось, едва он ступал на стертую десятками веков тропу. Низкие пологие склоны остались позади, ущелья сжимали ладони скал, перетирая каменную пыль обвалов. Солнце заглядывало в мрачные коридоры ненадолго и скрывалось, отдавая темные лабиринты во власть теней. Лоэль не надеялся, что ему помогут. Но – помогли. Древняя тропа была разрушена, местами ее пересекали глубокие щели разломов, высокие завалы каменного крошева, острые ребра оползней. Приходилось бесконечно петлять, обходить, перелезать, карабкаться по отвесным склонам.

Вторая неделя последнего летнего месяца подошла к концу, когда поздним вечером Лоэль расслышал звук далекого водопада. Здесь, высоко в горах, начиналось преддверие вечных снегов. И вода звенела льдинками. Принцу чудился в неверном звуке много раз будивший его по ночам перебор конских копыт. Ручей приближался с каждым шагом, и Лоэль упорно разбирал в плеске воды фырканье, в журчании – взмах гривы…

Речушка ничуть не походила на рисунок отца. Древний водопад был молод. Струи падали стеклянной стеной, дробились лишь внизу, достигая камней дна. Уступ, с которого вода прыгала в долину, терялся в высоте, в небо упиралась зимняя радуга тончайших брызг.

Век за веком вода точила прочнейший гранит. Она слизнула кромку уступа, прощупала трещинки, впилась в них и выкрошила камни, разбила дно. Единый полет водопада исчез, рассыпался на сотню малых прыжков и извивов струй по довольно пологому ущелью. Небольшое озеро, из которого выходили единороги, иссякло. Край его чаши разбился, и вода ушла вниз, обнажив древнее дно.

Лоэль смотрел – и не узнавал. Он надеялся здесь обрести связь и ощутить прошлое. На равнине Ронига удалось куда ближе подойти к пониманию того страшного времени. А здесь голос былого угас. Даже в шуме старого водопада более не звучало конское ржание. Только шорох льдинок…

Принц разочарованно вздохнул и осмотрелся. «Ничего, – сказал он себе. – Нельзя рассчитывать обрести все в один день». Да, сердце уверенно вещает: здесь нет более следа единорогов и отзвука их шагов. Но есть – должно быть! – иное, не менее важное. Он стоит на дне озера, – значит, могила Виоля выше, у самых скал, правее от потока. Гномы едва ли обозначили надгробье надписями. Слишком хорошо знали, что враги будут здесь и прочтут имена прежде друзей. А разве можно отдавать имя – черному магу? Тем более в древние времена, когда жили запретные и забытые ныне разделы темного знания подчинения.

Но гномы не могли и не отметить захоронения. Подгорники упрямы, наверняка рассчитывали рано или поздно вернуться. Значит, знак природный, по нему и выбрано место.

Лоэль уверенно выделил из всех вариантов один – узкую полосу светлой породы, прочертившую склон почти вертикально. Белый камень оказался прочным, трещины обошли его, разрушая гранит вокруг. Хороший ориентир. Словно колонна света уходит вверх. Даже теперь, при слабом мерцании молодой луны, камень виден ясно.

Поднявшись по трещинам со дна опустевшего озера к его древнему берегу, принц кивнул – наверняка то самое место! Здесь умирающие лежали у воды. Тут, рядом с белой скалой, засыпали тела, а единороги глядели на погребение со стороны – оттуда. Удивительно и немыслимо. Вот место, где отец стоял восемь десятков веков назад. И был молодой хран королевы Тиэсы всего-то вдвое старше нынешнего Лоэля. А женщина, звавшаяся Единственной и Сердцем эльфов задолго до рождения мамы Сэльви, сидела на плоском камне – его больше нет, но остались осколки.

Королева древней долины Рэлло была прекрасна. Сребровласа, как Кошка Ли, и сероглаза, как сам Лоэль. Она сидела, потому что еще не оправилась от раны, полученной в последних боях за долину. Рядом наверняка была Эриль. «Может, тут», – задумчиво прикинул принц. И улыбнулся. Он знал – королева смотрела в спину своего самого упрямого храна. Выживи она – отец получил бы корону сразу после войны. И – не встретил маму?.. Лоэль нахмурился. Ушло мрачное, назойливо шумящее в ушах притяжение прошлого.

Принц приблизился вплотную к разрушенному камню, служившему королеве Тиэсе временным креслом. Тронул старый округлый обломок. Единорогов создавали, сплетая магию всех эльфов – защитников перевала, достигших хотя бы пятого уровня. Отец тогда едва приблизился к четвертому. А вот Тиэса, Мильоса и Эриль были сильны. Они творили магию здесь, и позже никто не колдовал над озером – бой прошел стороной, как сказал отец.

Значит, можно еще раз попросить скалы. Нечестно это, поскольку необязательно, но так хочется прикоснуться к древнему. Едва ли он услышит и ощутит заклятие. Но малую часть его, намек, отблеск давно угасших слов… Лоэль порылся в поясной сумке и нашел нужный узел. Созданный Лоэльви. Не простое «Эхо камня». Бессменный Становой знахарь Иллора может куда больше, горы признали его равным в правах с урожденными гномами. Принц помнил, как эльф выслушал его просьбу о создании «Памяти вечных», прищурился задумчиво и чуть усмехнулся. Глянул в упор своими зелеными, как мох на теневой стороне скалы, глазами. Шевельнул широкими плечами настоящего подгорного кузнеца и упрямо нагнул голову.

– Не боишься услышать и распознать слишком неожиданное? – спросил Лоэльви. – Там была королева. Ты понятия не имеешь, кто она. Во всей долине знаем мы трое – я, моя милая Эри и твой папа Рир… Расслышишь – придется молчать еще и тебе, четвертому.

– Я не болтлив и знаю, что сердце королевы Тиэсы было открыто для отца, и он тоже… но это было очень давно. Точнее, ничего и не было. Он тогда считался храном, а древние законы распределяли эльфов по ступеням иерархии долины очень строго. Хран не мог даже говорить с Единственной.

– Да, и спасибо Сэльви, более нас ничто не распределяет по ступеням, – улыбнулся Лоэльви. – Такое милое безобразие царит в долине – душа радуется. И Сэльви умудряется держать всех в своих изящных руках вопреки отсутствию иерархии. Но я не имел в виду отношение Рира к древней королеве. И, так и быть, я исполню просьбу. А ты будешь молчать. Это важно, так должно быть. Нельзя жить новой жизнью, всматриваясь в тени прежней.