по другую сторону от него, в то время как наши родители стояли справа от Розали, удерживая их вместе.

Я никогда не простила бы своих родителей за то, что они навязали моей сестре жизнь, которой она не хотела, и мои родители никогда не простили бы меня за то, что я запустила процесс того, что она сделала.

— Идите с миром, — сказал отец Мур несколько мгновений спустя, — прославляя Господа своей жизнью.

Я толкнула локтем Лорена, который заснул рядом со мной, и он проснулся с громким фырканьем, привлекшим нежелательное внимание в нашу сторону. Я втянула воздух через нос, когда меня сразу узнали. Теперь, когда месса закончилась и они перестали притворяться невинными детьми Божьими, начались перешептывания и пристальные взгляды.

— На что, черт возьми, все так уставились? — Лорен скривился.

Никому из них не потребовалось много времени, чтобы заметить что-то, что, казалось, никогда не работало в мою пользу. Я все еще надеялась выбраться отсюда без необходимости признаний в своем прошлом. Они знали, что я не была невинна, когда встретили меня, но они понятия не имели, насколько сильно я согрешила.

— Ты не должен ругаться в церкви, Ло, — пожурил его Рик.

Лорен не обратил на него внимания, продолжая оглядываться по сторонам. Я встала, разглаживая коричневое платье миди с длинными рукавами, которое тщательно выбрала для этого случая, и он сделал то же самое. Как только мы вчетвером оказались в проходе, я подождала у притвора (прим. в раннехристианских храмах — входное помещение представляющее собой крытую галерею).

Я ни за что не хотела приближаться ни к отцу Муру, ни к алтарю.

Стоя здесь, я почти чувствовала мазок масла для помазания на своем лбу, в то время как острый запах оливок никогда не покидал меня. Отец Мур использовал его, чтобы вылечить мою «болезнь», когда я стояла перед обезумевшими родителями и сыновьями, которых они привели с собой за отпущением грехов.

Я сожалела только о том, что у меня не хватило мудрости отдать свое тело парню, который заслуживал меня, кому-то, кто был бы рядом со мной как друг или даже просто держал за руку.

Никто из девяти, кто был там в ту ночь, этого не сделал.

Пока я ждала, когда мои родители и сестра доберутся до нас, я изо всех сил старалась отогнать воспоминания, пока у меня не подкосились колени. Я почти сдалась и позволила стыду овладеть мной, когда большая рука скользнула в мою, переплетая наши пальцы.

Я подняла глаза и встретилась с зелеными глазами Хьюстона Морроу и поняла, что он тоже заметил эти взгляды.

Пожав плечами в ответ на вопрос в его глазах, я одарила его кривой улыбкой, которая была не совсем притворной. Я привыкла быть изгоем. Я жила таким образом в течение двух лет, пока мне не удалось сбежать, когда мне исполнилось восемнадцать.

И я никогда бы не оглядывалась назад, если бы не моя младшая сестра.

В то время она была слишком мала, чтобы понимать, что со мной происходит, но это не изменило того факта, что она никогда не бросала меня.

Последние из паствы отца Мура, которые не собирались оставаться теперь, когда месса закончилась, и продолжать свои молитвы, наконец, прошли мимо нас.

Я поняла это в тот момент, когда Хьюстон заметил мою семью, потому что его рука чуть крепче сжала мою.

Джерико был следующим, кто узнал мою сестру, и я услышала, как он тихо выругался, даже после того, как всего несколько мгновений назад ругал Лорен за то же самое.

Басист заметил их последним. Его взгляд пренебрежительно скользнул по моим матери и отцу, прежде чем остановиться на моей сестре, когда она приблизилась с сильно раздутым животом и бриллиантовым кольцом, украшающим ее левую руку.

Ей было всего тринадцать.

ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

Сестра Брэкстон выглядела едва ли достаточно взрослой, чтобы понимать деление в столбик. Как, черт возьми, этот ребенок мог быть беременным и уже замужем? Мой взгляд блуждал по церкви, задержавшись на игре «утка, утка, гусь» (прим. вариация игры в догонялки), потому что я не знал, куда еще его деть.

Это такой ебанный пиздец.

Брэкстон должна была предупредить нас. Я бы залез к ней в задницу позже, но прямо сейчас…

Веселый голос Розали, несмотря на ощутимое напряжение вокруг нее, вернул мое внимание к ней.

— Привет, я сестра Брэкстон, Розали, — представилась она. С ее лица ни на секунду не сходила милая улыбка, несмотря на то, что я чувствовал и, вероятно, выглядел так, будто мне нужно выпить.

— Лорен, — я выдавил из себя улыбку и протянул ей руку, которую она нетерпеливо пожала, подпрыгивая вверх-вниз. Она не была похожа на человека, который провел ночь в больнице, хотя я все еще не знал причины.

— Не могу поверить, что это действительно ты! Брэкстон все время говорит о тебе, за исключением того, что она в основном называет тебя именами, которые я не могу повторить или буду наказана до тридцати лет.

Иисус.

Я не знал, сколько еще смогу выносить это дерьмо. Я не мог поверить, что когда-то принимал Брэкстон за невинную, когда ее сестра реально бьет все рекорды. К счастью, она перешла к Хьюстону, который лучше умел скрывать свои хаотичные мысли.

Розали без умолку рассказывала ему о том, что у нее начались преждевременные роды — причина ее непродолжительного пребывания в больнице и нашего визита, и была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на его краткие ответы. Тем временем я изучал родителей Брэкстон, которые отвели ее в сторону. Брэкстон была точной копией своей матери, хладнокровной лисы, несмотря на сурово сжатые губы и прибавленные годы. Я знал, что был прав в своей холодности, по крайней мере, когда стал свидетелем того, как миссис Фаун посмотрела на свою собственную дочь.

Я бы узнал этот взгляд за милю.

Это было то же самое презрение, которое мой отец проявлял ко мне много раз, а моя мать была слишком слаба, чтобы перечить ему.

Когда мне показалось, что они начали спорить, я решил прийти Брэкстон на помощь, но в этот самый момент она поймала мой взгляд и едва заметно покачала головой.

Выдохнув воздух, я заставил себя оставаться на месте и переключил свое внимание на троицу, парящую рядом с Розали. Я оглядел пожилую пару и прищурился на прыщавого говнюка, стоящего рядом с ними. Я знал, что именно он был ответственен за то,