— Не нравится мне все это, —повторил я.

— Что не нравится?

— Что он говорит, как я ловко действовал.

— А ты действовал ловко?

— Вроде бы так.

— Тогда что же тебе не нравится?

— Он слишком резко изменил мнение. Это нек добру.

— А что не к добру?

— Не знаю. Это всего лишь подозрение.Званый обед, который он устраивает, возможно, не так уж невинен, как мыполагаем.

— Обед за счет ресторана! —воскликнула Берта. — О Господи, Дональд! Я пытаюсь сбросить свой вес.

Сижу на диете, как бы ни была голодна. Но тутя решила немного расслабиться, поесть вкусно и вволю.

— Может быть, Баффин ждет от этого обедаеще больше, чем ждете от него вы, Берта. Может быть, он возлагает на негобольшие надежды.

— Он этого и не скрывает, — сказалаБерта, — Он сам сказал, что за ним ведется слежка и, если обнаружится, чтоон дружит с «Кул и Лэм» и имеет шуры-муры с сержантом Селлерсом, это ему будетполезно.

— Ладно. Я свое сказал. Вы все равнохотите пойти на обед?

— Я иду? И ты идешь. И сержант Селлерсидет.

И если хочешь, можешь привести свою волоокуюсекретаршу. Я попробую быть с ней любезна.

— Когда вы пробуете быть любезнойженщиной, это похоже на камнедробилку, которая пытается ходить на цыпочках.

— Ну тебя к черту, — пробурчалаБерта.

Я пошел к двери. Она сообщила мне вдогонку:

— Селлерс заедет за мной и отвезет в«Баффинс Грилл». Мы ждем тебя там к восьми.

— Может, вы хотите, чтобы я поехал свами?

— Только этого не хватало! —огрызнулась она.

Перед самым ленчем в кабинете раздалсятелефонный звонок. Сняла трубку Элси. Она вошла ко мне в кабинет и сказала:

— С тобой хочет поговорить мистер СтармэнКалверт. Он говорит, что ты его знаешь.

Она смотрела на меня, вопросительно поднявброви. Я кивнул и взял трубку.

— Алло!

— Привет, молокосос! — услышал ясаркастический голос Калверта.

— Вы, может быть, ошиблись номером. С кемвы сейчас говорите?

— С Дональдом Лэмом.

— Правильно.

— Молокосос, — повторил он.

Я молчал.

— Ты думаешь, что вчера вечером был оченьумный.

Имей в виду — ты сильно испортил дело и ещепожалеешь об этом.

— Вы сообщаете мне это бесплатно? Илихотите что-нибудь получить за такую информацию?

— Раз ты так ставишь вопрос, я скажу, чтоя действительно хочу получить кое-что. И получу то, что хочу. Ты был вчератаким умником, что вел двойную игру со своим клиентом. Ты подставился. И ясобираюсь этим воспользоваться. Вчера ты держал в руке кнут. Или думал, чтодержишь кнут. Сегодня положение изменилось — я сижу в седле. Ты оставиллазейку, которая дала мне возможность взять вожжи в свои руки. Мальчик! Когдатвой клиент узнает, что я намереваюсь сделать, он вырвет у себя на голове всеволосы. А когда он вырвет себе волосы, твоя репутация, как баловня и любимчикасудьбы, провалится сквозь землю. — Его смех заскрежетал в трубку, какбудто он царапал стеклом по терке.

— Могу я задать вопрос? — спросил я.

— Можешь задать вопрос. Но я не отвечу,если он мне не понравится.

— Почему вы позвонили мне?

— Просто чтобы ты не лопнул отсамодовольства, считая, что вчера вечером был большим умником. Я еще не говорилс твоим клиентом. Но когда поговорю, ты сразу узнаешь от него об этом.

— И когда это произойдет?

— Я еще не совсем готов к тому, чтобыпредъявить ему свои требования. Но ты услышишь от него кое-что уже сегодня дополуночи. И он будет при этом в полной панике.

— Может быть, вы расскажете мне, чего выхотите?

Снова заскрежетал его саркастический смех:

— Знаем мы эти старые штучки частныхдетективов.

Ваша техника — удержать человека разговоромподольше. Быть хладнокровным. Не терять голову. Говорить и заставлять говоритьдругого. А в это время ваша секретарша небось уже пытается установить, откуда язвоню. Если хотите, я вам сам скажу, откуда звоню, и назову номер телефона…

— Не стоит, — сказал я. —Просто интересно знать, что у вас на уме.

— Я скажу, что у меня на уме. Мне оченьне понравилось, когда ты потребовал, чтобы я дал снять свои отпечатки пальцев.

— Догадываюсь об этом, — сказал я.

— Когда ты все же заставил меня сделатьэто, то по-настоящему задел меня за живое. А задев меня за живое, ты открылдверь для больших неприятностей, многих неприятностей.

— Неприятностей для меня?

— Для тебя. Для Баффина. Для всех.

— А что, собственно, плохого в отпечаткахпальцев?

— Мне это не нравится. И все. У меня нетпреступного прошлого, и никто не может что-нибудь навесить на меня, используяэти отпечатки. Но мне не нравится сам факт. И еще, Лэм, я хочу вернуться красписке, которую я подписал. Я готов дать тебе короткую расписку в получениидесяти тысяч долларов. Если ты пойдешь мне в этом навстречу, я гарантирую, чтобольше никогда не предъявлю никаких требований ни Баффину, ни кому другому. Ноя хочу получить назад бумагу с отпечатками пальцев! Хочу от тебя заверения, чтос нее не сделано фотокопии! И хочу, чтобы ты принес извинения за грубое иоскорбительное отношение ко мне!

— А если я не сделаю, как выхотите? — спросил я.

— Тогда ты пожалеешь о том, что у тебя неоказалось немного больше ума и немного меньше заносчивости, чтобы, пока быломожно, отвести беду. Но я хочу защитить тебя и дать возможность сохранить лицо.Я скажу Баффину, чтобы он заставил тебя вернуть мне мою расписку и отпечаткипальцев, чтобы он заставил тебя сотрудничать со мной.

— Вы уже говорили с ним об этом?

— Еще нет. Но обязательно поговорю.

— Когда?