— Отведешь в казарму — приказал военный — Сам знаешь. Все как обычно.

— Ес, сэр! — гаркнул сержант. После чего слегка хлопнул Рика по плечу — Пошли!

Рик поднялся со стула, все еще размышляя, брать с собой чашку кофе или нет.

Потом решил, что вероятно не нужно и пошел в сторону двери на которую указал сержант. Сержант открыл дверь. Длинный, ярко освещенный и какой-то страшный коридор предстал перед глазами Рика. И тут он испугался.

— Нет! — крикнул Рик и подался назад.

Но сержант уже цепко и больно держал Рика за локоть.

— Нет, мне к маме надо! — закричал Рик сквозь брызнувшие слезы — Она ничего не знает, она будет волноваться.

Сержант Грецки все также цепко держал трепыхающегося Рика за локоть. Но в ту же секунду к Рику подскочил все тот же военный, держа в руках только что подписанную Риком бумагу.

— Ну что, братец, испугался? — мягко, словно по-отечески спросил военный и подал знак сержанту. Рик почуствовал как железная хватка сержанта Грецки ослабла.

— Ну что с тобой? — еще раз мягко произнес военный.

— Мне к маме нужно. Все рассказать — жалобно заговорил Рик.

— Парень, да что с тобой? Ты что не слышал, что я читал? — участливо проговорил военный.

— Забыл — тихонько сказал Рик.

— Да тут же все написано! — слазал военный ткнув пальцем в какую-то строчку.

— Мы все сами сделаем. Сообщим сегодня же. Пошлем нарочного. Можешь даже письмо написать. Передадим.

— Мама по-английски читать не умеет — пробормотал Рик.

— Так напиши по-русски.

— Не умею. Забыл — виновато отозвался Рик.

Военный лишь развел руками.

— Значит напишешь в другой раз. Успокойся. Не ты первый тут разревелся. А теперь — военный сделал паузу — Повтори три раза. Я теперь солдат!

— Я теперь солдат! — прошептал Рик.

— Не считается мягко сказал военный и потрепал Рика по плечу — Громко повторяй. Ну …

— Я теперь солдат! — отозвался Рик.

— Молодец — похвалил военный — Еще раз. Громче!

— Я теперь солдат! — громко и ясно выговорил Рик.

— Молодец — отозвался военный — А теперь изо всех сил.

— Я теперь солдат! — громко, как мог, выкрикнул Рик. И в ту же секунду он почувствовал, как глаза просохли. Страх испарился. Он уже спокойно смотрел вглубь освещенного коридора.

— Пошли — вновь заговорил сержант, слегка подтолкнув Рика в сторону двери. Рик уже спокойно переступил порог и также спокойно пошел.

Огромный зал, превращенный в казарму и заставленный двухэтажными кроватями был на три четверти пуст.

— Твое место — сержант Грецки указал на нижнюю кровать, застеленную серым, натянутым, без единой морщинки одеялом.

— Подъем завтра в семь. Завтрак в восемь. Пойдешь со всеми. Ребята покажут. Получать будешь доллар в неделю, пока в учебке. Ясно?

— Угу — пробормотал Рик.

— Какое еще Угу! — взвился сержант — Отвечать следует — Ес сэр. И по стойке смирно.

Потом взглянув на испуганное лицо Рика и вспомнив о его истерике, сержант смягчился.

— Медкомиссия завтра. И моли бога чтобы тебя отчислили — уже миролюбиво сказал сержант — А пока отдыхай.

Рика не отчислили.

— Болезней нет. Недокормленный, изможденный… — делился военврач со своими коллегами — Ничего, армия поправит.

Потом потекли не очень тяжелые, но армейские будни. Через неделю Рик уже чувствовал себя старослужащим, поучая и наставляя только что прибывших новобранцев. Простенькая, неутомительная служба, больше напоминающая игру в солдатики, чем настоящую учебку. А собственно так и было. Место куда пришел Рик называлось призывным добровольным пунктом. Набрать "материал" и не спугнуть — все что требовалось от сидящих в зале рекрутеров и военного персонала казармы.

В конце первой недели службы у Рика произошло целых два приятных события. Он получил свой первый заработанный армейский доллар и еще, его ждало письмо от матери. Прочесть письмо, написанное на русском языке Рик не смог. Просто узнав почерк матери, он долго с грустью рассматривал незнакомые буквы, а потом просто сунул письмо в свой армейский ранец.

— Кто-нибудь когда-нибудь переведет — успокоившись решил Рик.

А казарма потихоньку заполнялась. К рождеству она была уже почти полна и Рик уже явно ощущал скученность проявляющуюся абсолютно везде. От коридоров до армейской столовой. А потом, накануне Рождества по казарме разнеслись слухи, что совсем, совсем скоро их отправят в настоящие армейские лагеря, настоящую учебку, а там и на фронт. "Бить кайзера и бошей" — как радостно говорили соседи по кроватям в казарме.

А потом в утро перед рождеством их построили. Старый, строгий полковник громовым голосом объявил, что отправка состоится завтра. Сегодня же на Рождество, всем призывникам дается увольнительная, с тем чтобы они встретили самый святой день со своими семьями. Собраться здесь следует завтра в 3 часа дня. Опоздавших ждет суровое наказание, предупредил полковник. Не явившиеся будут причислены к дезертирам и наказание будет соответствующим военному времени — тюрьма, каторга или виселица.

— И помните, вы теперь американская армия — напоследок поучал полковник рекрутов, вчерашних дворовых ребят — вести себя соответственно вашему новому положению. Не позорить звание солдата американской армии.

Эти обычные дежурные слова почему-то сильно запали Рику в душу. Выбравшись из душной казармы на зимнюю улицу, он не устремился, как бывало бегом домой. Не торопясь, с достоинством, никуда не сворачивая, подняв голову и расправив плечи, шел Рик знакомым путем. Новая солдатская форма словно по волшебству преобразила все вокруг. Раньше, где бы не находился, куда бы ни шел, Рик всегда ловил на себе презрительные и брезгливые взгляды прохожих. Что собственно можно было ожидать человеку от одетого в лохмотья изможденного паренька. Сейчас же Рик ощущал себя настоящим человеком, таким как все. Новая, серая и такая теплая солдатская шинель. Тяжелые ботинки с высокой шнуровкой, в которых можно было абсолютно не опасаясь шлепать по лужам. Он заметил, как какая-то приличного вида женщина приостановилась, и склонившись к своему десятилетнему сыну, что-то поясняла, явно указывая на Рика. Потом краем глаза он приметил двух молоденьких девчушек с интересом рассматривавших его. Рик буквально зарделся от гордости. Сердце учащённо забилось и Рик опять с гордостью подумал — Как же правильно я сделал, что вступил в армию. Теперь все будет по другому. Жизнь поменялась навсегда.

xxxxxx

Уже второй раз за его недолгую жизнь менялось все вокруг. Резко и безвозвратно. Навсегда. Когда-то, как сейчас уже казалось Рику бесконечно давно он жил с родителями в маленьком украинском городке. Принадлежность города веками менялась от одного государства к другому и потому сложилось там разношерстное, разно говорящее население. И спокойно уживались там до поры до времени русские