Я отправился к тому прапорщику, спросил: «Слушай, ты такой умный, давай я тебе еще две бутылки подгоню, расскажи, что с этим делать?» Он ответил: «Ничего. Считай, что ты уже в Афганистане. Но за три бутылки спасу. Слушай: если ты присягу принял и через забор сиганул – ты уже военный преступник, тебя в тюрьму за это посадят. Но пока присягу не принял, ты просто лысый дебил, которого пытаются в армию забрать. Здесь есть место в заборе, где можно вечером перелезть. Друг твоей мамы через два дня приедет из командировки, и ты через два дня вернешься. За это время команда в Афганистан уже уйдет, и он тебя куда-то в другое место отправит».

Я ушел домой, в час ночи позвонил в дверь, мама открыла, а там я лысый стою. Объяснил ей, что к чему. Через два дня вернулся в часть, говорю: «Что-то так живот заболел, в часть „скорую“ в час ночи не вызвать, а мама у меня доктор, ну, я и решил домой уйти».

Тем и кончилось.

Мне полковник говорит: «Красавчик, что так сделал. Потому что у нас с замом конфликты, и он специально тебя туда хотел отправить, чтобы мне нагадить. Он вроде формально приказ выполнил, хотя Афганистан – это не Чехословакия. Но, пока тебя не было, группа в Германию, Чехословакию тоже отправлена. Зато есть одна классная вещь – служить в Москве. Я тебя стопроцентно отправить туда не могу, но порекомендую. Ситуация такая: приезжают из Москвы „покупатели“ и выбирают сотню самых „козырных“ человек. Мы с замполитом смотрим, чтобы человек был физически здоров, для них специальная отдельная медкомиссия, тест на IQ, а потом „покупатель“ из тех ста, которых мы выбрали, выбирает десять. Надеюсь, ты в них попадешь».

Приехали москвичи, и началось.

Здесь мне опять помогло везение. На призывном пункте из нескольких тысяч отобрали пятьдесят человек, самых здоровых физически, не ниже 185 сантиметров роста.

Нам сказали, что из нас выберут десять человек, и куда повезут, никто не знал. Я попал в эту десятку, но такого медосмотра и психологического отбора больше никогда не проходил.

Например, если во рту была хотя бы одна пломба или кариозный зуб, то человек сразу же отсеивался. Требовался идеальный внешний вид. Задавали сотни вопросов и тестов.

После отбора нас отправили в Москву. Я попал в бригаду охраны Центрального аппарата Министерства обороны и Генерального штаба.

Два – три месяца был учебный этап.

Я пришел, можно сказать, нетренированный, как и все. И началось: пятьдесят километров пробежка, выжил – выжил, нет – нет.

Замполит говорил: «Кто видит, что не тянет, не надо вешаться, стреляться и тому подобное. Вы подходите ко мне и говорите: „Все, я не могу“. И вас отправляют в обычные войска, и до свидания».

А у нас были такие случаи, что и из окон бросались, и вешались. Был у нас чемпион по биатлону, который бросился в окно, из-за широких плеч не пролез и начал стеклами плечи перерезать.

Ночью кто-то на ремне повесился…

Я, наверное, в течение месяца каждый день засыпал с мыслью: «Все, я больше не могу, завтра подойду». Наутро встаю и думаю: «Ладно, не сегодня, но завтра точно подойду».

А потом как-то все нормализовалось.

Нас соединили с призывниками из других городов и сказали, что теперь из более сотни человек опять возьмут только десять.

И еще более жесткие условия отбора.

Например, призывник должен был иметь незаконченное высшее образование или, как минимум, техникум. Я попал и в эту десятку.

Первые два дня мы не знали, куда нас отправят, но оказалось, все не так страшно. Попали в отдельную роту охраны штаба Варшавского договора – лицо нашей армии перед всем миром.

Тогда существовал Варшавский договор. Это как сейчас НАТО. Только НАТО – это союз капиталистических стран, а в Варшавском договоре состояли семь социалистических стран: ГДР, Польша, Болгария, Чехословакия, Венгрия, Россия и кто-то еще. Штаб их был в Москве, в самом центре, на ленинградском проспекте. Это тогда было самое крутое место в мире.

И я туда попал. В качестве солдата, который стоит на карауле, охраняет все.

Как нас выбирали? В первую очередь, мы должны были быть один в один, как проститутки или фотомодели, только парни. У меня фото даже есть, мы стоим – целый строй, и все одинаковые. Рост, фигура, все на одно лицо, как клоны.

Что было самым тяжелым во время службы? Во-первых, физические нагрузки.

Я, когда пришел, был обычным парнем. Но два месяца меня так раскачивали, что мама дорогая!

Во-вторых, сразу сказали: «Вы какой-то рукопашный бой особо учить не будете. Потому что на охрану Варшавского договора кто может напасть? Только какой-нибудь диверсант ЦРУ». Фактически Джеймс Бонд. Можно ли солдата за год научить драться со специально обученным агентом, которого подготовили для заброски в другую страну? Конечно, нет, без вариантов.

Но научить стрелять – можно. Причем стрелять, не думая. Обычно во всех силовых структурах сначала должен быть окрик: «Стой, стрелять буду!», потом стреляешь в воздух – предупредительный выстрел, а потом уже в человека. А у нас сначала ты стреляешь, причем в голову, а потом уже узнаешь, кто это был.

Я больше скажу. Обычные люди об этом не знают. В самом центре Москвы есть огромное белое пятно. Вот проходит парад военной техники на Красной площади, и никто не задумывается: «откуда она берется?». Ракеты с ядерными боеголовками, бронетранспортеры, сотни этих машин, где они до парада находятся? Они же не из Подмосковья едут? Из центра Москвы!

Есть в Москве Ленинградский проспект, самый центр. Там военный аэродром внутри, я утром вокруг него бегал двенадцать километров.

Представляете, что такое диаметр двенадцать километров в центре Москвы? Когда площадь каждого квадратного метра стоит дороже, чем нефтяная скважина в Эмиратах! И никто не знает, что там находится.

На службе были вещи, которые могли показаться и ненужными. Но мне было легко безоговорочно их выполнять. Сказали: «Беги» – я побежал. Меня этому научили в армии.