— Ты чем думал, вообще?! — возмутилась я, отлепив язык от неба. «Надо водички попить, совсем во рту пересохло», — подумала я и отправилась на кухню.

— Ты куда? Мы не договорили! — крикнул удивленный Валерий мне вслед.

— Ты чем думал? — повторила я возвращаясь с кружкой холодной воды, — ты же его сейчас еще больше раззадорил, он же за квартирой следить начнет! Как мы теперь уедем?

— Я думал, что он быстрее уберется. И он меня не узнал.

— Да ему сейчас интересно будет, кто ты такой. Этот урод носом землю рыть начнет, не успокоится, пока не узнает.

— А почему ты разрешаешь так с собой разговаривать? — вдруг спросил Гаранин.

Я молча пожала плечами и села в кресло. У меня как-то весь запал пропал. И раздетый самец перестал завораживать.

— И давно так? — прищурившись спросил самец.

— С насмешкой со мной общается? — хмыкнула я, — да всегда. В универе еще держался, потому что списывал у меня все время. А тут …

Я махнула рукой. Гаранин промолчал. Взял свои вещи и пошел в ванную. Вскоре вышел облаченный в свои джинсы и футболку.

— В магазин не пойдем уже, — устало сказала я, — выезжаем не утром, а ночью, часа в три — половину четвертого. Переоденем тебя по дороге. Надеюсь, что Замятин не знает, на какой я машине. А припаркована она совсем рядом. Хотя, при желании не сложно все это выяснить.

Я опять махнула рукой, давай ложиться спать. Перед дорогой отдохнуть надо.

Глава восьмая

Не спалось. Я долго ворочалась с боку на бок, пытаясь заснуть. Сна не было ни в одном глазу. То есть, как только глаза закрывались, перед ними представал этот рыжий с зелеными глазами в полотенце. Я глянула на часы — всего-то час ночи. Поднялась с кровати и подошла к окну. шел мелкий нудный осенний дождь. Фонарь освещал площадку перед подъездом и какую-то «залетную» машину. Из нее вышел мужчина и спрятался под дерево от дождя и от света фонаря. Мне почему-то казалось, что смотрит он на мои окна. Я автоматически сдвинулась в сторону, хотя точно знала, что меня не видно в темноте. Мужчина достал зажигалку и прикурил. На какое-то мгновенье огонек зажигалки осветил лицо мужчины.

— Твою мать, — прошептала я.

Под деревом курил тот самый рыжий опер, что приходил ко мне искать Гаранина. И как те теперь уезжать?

— Не спишь? — услышала я голос Валерия.

— Не сплю. Свет не включай, — ответила я, наблюдая, как рыжий докурил, бросил окурок на землю и сел в машины.

— Свинья!

— Кто? — удивился Валерий.

— Не ты! Вон тот рыжий, который за нами следит, — сердито ответила я.

— Что делать будем? — спросил он уже у меня за спиной.

Положил руки мне на плечи и уткнулся губами в мою макушку.

— Что ты делаешь? — напряглась я.

— Они же не знают, когда ты уезжаешь?

— Нет, я не уточняла время.

— Вопрос, они следят за тобой, потому что подозревают, что я здесь, или тут что-то личное?

— Думаю, личное, — нахмурилась я.

— Да ты у нас сердцеедка, — хмыкнул Гаранин, не отпуская меня, слегка отодвинул штору, наклоняя голову и целуя меня в шею.

— Ты что делаешь! — зашипела я и попыталась дернуться в сторону, но не получилось.

— Надо поддерживать легенду, — прошептал он мне на ухо, стало горячо, по шее и рукам пробежали мурашки, — Руслан твой ведь видел меня уже, так что ничего нового они не узнают.

Он развернул меня лицом к себе, одной рукой обнял за талию, второй провел по щеке.

— Скажи, что у вас было с этим опером. Не могу понять, почему ты разрешаешь ему так с собой разговаривать. Он явно был удивлен, что у тебя есть мужчина. И почему решил проследить? Какая ему разница, с кем ты встречаешься?

Все это он говорил, нежно касаясь пальцами моей щеки.

— Замятин — mудак редкостный, а я — его запасные мозги во время учебы. Дура, которая была в него тихо влюблена. А сейчас мишень для шуток и издевок, — сказала я, облизав пересохшие губы. Взгляд мужчины переместился на мой рот, я прерывисто вздохнула. То ли от того, что впервые сформулировала наши взаимоотношения с Замятиным, то ли от того, что самый привлекательный мужчина держал меня в объятиях, — он считает меня толстой, глупой неудачницей. Издевается, потому что он уже старший оперуполномоченный, а меня даже в розыск не взяли.

Я не заметила, как у меня на глазах появились слезы.

— Тш-ш, — Валерий приложил палец к моим губам, — не стоит плакать из-за какого-то идиота! Он просто злится и завидует, что ты умнее. Вот и все. А еще ты привлекаешь его, как женщина. Иначе он не стал бы слежку здесь оставлять.

Почувствовав его палец на своих губах, я моргнула и замерла. Она наклонился и легко коснулся моих губ. Я не могла ни ответить, ни оттолкнуть его, просто впала в ступор. Поцелуй не прекращался, становился все настойчивей и горячее. Вдруг Валерий остановился, прижал меня обеими руками к своей груди и недовольно прошептал:

— Почему сейчас у меня ощущение, что я совращаю невинную девочку?

— А зачем ты это делаешь? — прошептала я в ответ.

Он отодвинул меня слегка, чтобы снова заглянуть мне в глаза.

— Ты не понимаешь?

— Нет, — покачала я головой, — я и так тебе помогу.

Гаранин резко отпустил меня и ушел в гостиную.

— Как будем выбираться? — спросил он оттуда.

Я задернула штору и прошла на кухню, очень хотелось пить.

— Чай будешь? — спросила я.

— Я бы и перекусил что-нибудь перед дорогой. Ехать то часа три, — ответил он.

Я молча достала из морозилки пакет с замороженной картошкой, поставила на плиту сковородку, налила туда растительное масло и стала ждать. Когда масло нагрелось, засыпала в него картофель.

— И это та девушка, которая последние несколько дней морила себя голодом, — ухмыльнулся Валерий, усаживаясь за стол, — пахнет сногшибенно! Обожаю жареную картошку!

— У меня стресс! Твои модельки не жарят тебе картошку? — я скорчила смешную рожицу.

— Я либо готовлю себе сам, либо ем в ресторане, — серьезно ответил Гаранин.

— И даже кухарки у тебя своей нет?

— Нет. Скоро там? — перевел он разговор.

— А Настена? Или она на правильном питании? — не унималась я, мешая лопаткой картошку.

Я не поняла, как он в один прыжок Валерий оказался у меня за спиной, прижал к плите и зашептал на ухо:

— Вот не могу понять, то жуткая язва, то следователь, то невинная девчонка. Кто ты?

— Валер! Отпусти, — засмеялась я, — картошка сгорит, останешься