как-то стыдно в такой ситуации, хотя все зависящее от меня я уже сделал. Пытаюсь абстрагироваться и не думать вообще ни о чем, даже о Миле, которую снова вспоминаю благодаря вопросам от Коваля. Когда вся команда выходит на матч, я ищу батю на трибуне. Они с мамой занимают не випку, а самые обыкновенные места — отец любит именно так, сесть среди других болельщиков, почувствовать атмосферу стадиона. Говорит, до сих пор скучает по ней, и я его понимаю, есть по чему скучать. А еще отец продолжает надевать на матчи футболку клуба со своей фамилией и своим номером, а не моим, тем самым подчеркивая нашу династию.

Стадион гудит. Пока тепло и довольно светло вечерами, болельщиков собирается много, поддержка у нас мощная, и хочется выходить и играть за родной клуб. Во втором тайме тренер Левин дает мне шанс сделать это, и я, стараясь отключить сознание, выхожу на замену.

«А если бы она сейчас видела…»

Отгоняю эти мысли. Даже если она видит, все равно. Я играю в футбол не ради какого-то человека, — не ради отца и не ради матери, не ради девушки или друга. В первую очередь, простите меня, эгоиста, но для себя. В первую очередь у меня есть я, и все зависит от меня самого.

Мне не удается отметиться результативными действиями, но я считаю, что был полезен на поле, и прошедший тайм мысленно записываю себе в актив. Хотя уверен, через пару часов, когда окажусь дома, начнется самокопание, а если еще отец захочет нагрузить своими советами, то все, хана пацану.

— Сказать хочешь что-нибудь? — спрашиваю у бати, когда мы уже оказываемся дома.

— А надо? Хорошо, что сыграл. Отметить нечего.

На самом деле, он довольно строгий критик.

— Шумский, прекрати нервировать ребенка, — вмешивается мама.

— Женщина, ты в футболе ничего не понимаешь, — начинает было отец, но мама одаривает его таким взглядом, что страшно становится даже мне. — Ну ладно, ладно, понимаешь, но ты сама не играла? Не играла. Так что я все равно понимаю больше тебя.

— Ты можешь понимать все, что тебе угодно, но собственного сына не мешало бы и поддержать!

— Так, стоп, хватит, — я решаю пресечь эти традиционные семейные споры, наливаю себе чай из заварочного чайника и собираюсь смотаться к себе в комнату. — Спасибо, что пришли, я рад, что был на поле, но похвалиться особо нечем, хотя я считаю, что был явно не худшим. Но давайте комментарии оставим до тех пор, пока будет, что комментировать.

— Вот здесь я с тобой согласен, — говорит отец, и я прогуливаюсь-таки до своей комнаты.

А там, кто бы мог подумать, меня ждет интересное уведомление на телефоне.

Левина: «Выходит, тебя можно поздравить с победой?»

Глава 9. Левина

— Как ты думаешь, а если я разок ему первой напишу, это нормально?

— А ты считаешь, девушке нельзя писать первой? В каком году мы живем, Мил? Все эти правила уже давно отменили. Пишет тот, кому хочется в данный момент.

И если вы подумали, что это я сейчас с Риной по телефону болтаю, то нет и еще раз нет. Это Давид, самый лучший крестный брат, если эту «должность» можно так назвать. Дава родился в нашем городе, но буквально сразу же после этого его отца позвали играть за подмосковный клуб, который выступал в Премьер-Лиге. Отказаться в таком случае — это совершить невероятную глупость, особенно с учетом, что папа друга был уже не начинающим восемнадцатилетним парнем. С тех пор крестная Ри, ее муж Кай, а также Давид с Ларой живут в Москве. Мы с Давой видимся редко, в основном на каникулах. Его отправляют сюда на лето, как в деревню, и мы вместе гоняем в загородный лагерь. Правда, прошедшая смена была последней совместной — я ведь заканчиваю школу, летом мне поступать. А вот друг может еще сгонять напоследок без меня, он на год младше.

— Всем девочкам приятно, когда им пишут первыми.

— Ты не поверишь, Мил, но парням тоже это приятно. Каждый хочет чувствовать свою значимость и нужность.

— Я еще не определилась насчет его значимости и нужности.

— И поэтому ты спрашиваешь про него у меня, — вижу, как он ухмыляется. С Давидосом лучшее общение — по видео. Сообщения ему писать лень, голосовые он слушать и писать не любит, а тут можно и увидеться, и сразу поболтать.

— А у кого еще? С мелкими пойти обсудить? Да они и так намутили тут! Ты бы знал… Взяли, заразы такие, вычислили его страницу, написали ему, сдали меня с потрохами.

— Может, они оказали тебе услугу, — и вечно эта мужская солидарность. Бесят.

— Это мы еще посмотрим. Ладно, Дав, я в завале жутком. Выпускной класс — жесть, приходится весь выходной за домашкой просиживать.

— Ой, все, не будем о грустном, мне вообще уже на мозги капают, впереди поступление в московский вуз и все дела, надо сейчас начинать готовиться, бла-бла.

— Придется потерпеть. Целую, обнимаю, люблю-не могу.

— Взаимно, рыжая, — и мы синхронно отключаемся.

Пытаюсь оторвать свою ленивую попу от кровати и пересесть за стол, чтобы сосредоточиться на решении заданий по русскому языку к экзамену, но получается с трудом. Поэтому, перекатившись с одного бока на другой, я сажусь на мягкий пуфик перед зеркалом и начинаю рассматривать свое отражение.

Иногда кажется, что я — мамина копия, но это рыжие волосы свое дело делают. В целом моя внешность представляет собой смесь маминой и папиной: лицо круглое в него, голубые глаза пронзительной глубины — в нее. А с характером еще хуже дела: упрямая и уверенная в своей правоте я сразу и в маму, и в папу, и в деда-генерала, и в дядю Яна, маминого старшего брата. При этом у меня еще и папина целеустремленность, хитрость и женское коварство, завещанное крестной Ри, умение по-актерски строить самую