Тогда,как и сейчас,она сидела уего больничнойкойки. Совсеммолоденькая,с изможденнымлицом и глазамипочти одинаковоблекло-серогоцвета. Тогдаон еще не знал,что ее глаза— это индикатор.Если внутренниебатарейкизаряжены помаксимуму,глаза яркиеи лучистые —один зеленый,второй синий.Если энергияв батарейкахна нуле — воттакие, грязно-серые.Не знал он итого, что онадоктор, и несколькодней называлсестричкой,а она не поправляла,только вежливоулыбалась вответ на егонеуклюжиезаигрывания.Между деломона сообщилаАрсению, чтоон провел вкоме почти двамесяца послетяжелейшейчерепно-мозговойтравмы.

Онпрактическиничего не помнилиз того, чтослучилось сним до. А то, чтопомнил, казалосьжутким и иррациональным.Из реальногои более-менееправдоподобногов памяти осталисьлишь обрывки.Оттягивающийплечо набитыйучебникамирюкзак, темнотадекабрьскоговечера, снежинкив свете одинокогофонаря, хрусткийледок под ногами,заиндевевшиестекла очкови острое ощущениетого, что жизньпроходит мимо,а он, студентчетвертогокурса физматаАрсений Гуляев,так и останетсястоять на ееобочине. Откудародом это чувство,Арсений непонимал, нотвердо верил,что так оно ибыло в его прежней,докоматозной,жизни и что всеслучившеесяпотом — этолишь лишнееподтверждениетого, что онтипичный лузер.Он даже из комывыкарабкалсяне победителем,а столетнейразвалюхой.Врачи называлиэто чудом,казуистикой,говорили, чтокровоизлияниев мозг — этоеще очень скромнаяплата за такуютяжелую, несовместимуюс жизнью травму.

Скромнаяплата! В неполныхдвадцать дваостатьсяпарализованныминвалидом,неспособнымне то, что ходить,ложку держать.Бабушка Арсенияумерла от инсульта,он знал, какэто бывает:перекошенноелицо, струйкаслюны из уголкарта, скрюченнаярука, непослушнаянога. А теперьон на собственнойшкуре почувствовал,каково это —сделатьсябеспомощными никчемным,потерять верув себя.

Мыслибыли убийственными,Арсений засыпали просыпалсяс ними. Это еслиудавалосьзаснуть, потомучто одним изпоследствийчерепно-мозговойтравмы сталаголовная боль.Жесточайшая,не убиваемаяни таблетками,ни уколами,сводящая с умаи лишающая сил,но притомудивительнымобразом расцвечивающаяокружающиймир яркимимазками и сполохами.Ему становилосьлегче лишь вприсутствиидоктора сразноцветнымиглазами и страннымименем Селена.

Арсенийхорошо помнил,как это былов первый раз.Он уже почтипотерял человеческийоблик от боли,когда на лоблегла прохладнаяладонь. Кончикипальцев светилисьнежно-голубым,он не виделэтого, но зналнаверняка, каки то, что прохладноенежно-голубоес Селениныхпальцев проникаетсквозь костичерепа, успокаивает,убаюкивает,забирает боль.Когда врачотняла руку,боль почтипрошла, нежно-голубоесделалось вдругтревожно-фиолетовым,а разноцветныеглаза сталицвета давноне стиранныхбольничныхпростыней.

— Однусекундочку.— Селена пыталасьулыбаться, ноулыбка получаласькривой, почтитакой же кривой,как послеинсультнаяулыбка самогоАрсения, и рукиу нее дрожали,а на лбу и подбородкевыступиликапелькипота. — Мне нужно...— Из карманахалата онадостала шоколадку,развернулаторопливо инеловко, неломая плитку,откусила сразубольшой кусок.— Сахар в кровиупал, — пробормотала,запив шоколадкуводой из егобольничногостакана. — Скоровсе пройдет,ты не волнуйся.

Всепрошло, не такбыстро, как онаобещала, нопрошло: глазасделалисьяркими и вызывающеразноцветными,порозовелигубы, пересталидрожать руки,а тревожно-фиолетовыйснова превратилсяв успокаивающе-голубой.

Арсенийтогда толкомничего не понял,кажется, онуснул раньше,чем Селенапокинула палату,кажется, ондаже не успелсказать ейспасибо. Единственное,что он запомнилярко и четко,— это взаимосвязьмежду окружающимСелену светоми исчезновениемболи. Утромследующегодня он встречалее с шоколадкой.Просто так, натот случай,если она сноварешит забратьего боль.

— Этомне? — Она посмотрелана шоколадкузадумчиво, ив задумчивостиэтой Арсениюпочудиласьтревога. —Нежно-голубоесвечение вокругСелены полыхнулоультрамарином.Может, полыхнуло,а может, Арсениюпросто показалосьиз-за набирающейсилу боли.

—Чтобысахар не падал.— Он попыталсяулыбнуться,левый угол ртабеспомощнодернулся, превращаяулыбку в уродливуюгримасу.

— Онпадает не «до»,а «после». —Селена приселана край больничнойкойки, по-ученическисложила ладонинаколенках. — Каксамочувствие?

—Послевчерашнего,— Арсений запнулся,— после того,что ты сделала,мне стало легче.

— Этостранно. — Оназаправила заухо длиннуючелку и посмотрелана Арсениясияющими глазами.— Ядумала, этопрошло и большене вернется.Я вчера дажене надеялась...просто хотелапомочь.

— Тыпомогла. Таблеткине помогли, аты помогла. —Арсений замолчал,не решаясьпопросить оглавном, о том,ради чего выложилна тумбочкушоколадку.

— Еслихочешь, я могупопробоватьеще раз.

—Попробуй,пожалуйста.

…Бесконечнаячереда дней.Потерявшиесчет шоколадки.Бледно-голубое,перетекающеев фиолетовое.Первые по-детскинеуклюжие шаги.Улыбка, все ещекривоватая,но уже похожаяна человеческую.И разговоры,долгие, потаенные,про то, что нерассказатьдаже лучшемудругу Лысому,про разноцветныеауры и дымно-серыетени, про утраченнуюи вновь обретеннуюСеленой способностьк целительству,про их общиемаленькие тайныи победы.

Наверное,Арсений бывлюбился. Даженавернякавлюбился,если бы однаждыне выглянулвечером вокно.Селена дажене шла, а летелак ожидающемуее мужчине.Арсений не могвидеть их лица,но по окружающемуэтих двоихзолотому свечениюкак-то сразупонял,чтовлюблятьсяв Селену бессмысленно,что вотэтотстатный, длинноволосыйщеголь, небрежноопирающийсяна черную трость,уже давно обошелего на виражахсудьбы. Нет,Арсений неревновал.Бессмысленноревновать ктакому, чтосияет ярчезолота. Простостакан, которыйон пыталсяудержатьпарализованнойрукой, вдругухнул на пол,разлетаясьна мелкие осколки.

*****

Стем, что у Селеныесть муж и маленькаядочь, Арсенийсмирился довольнобыстро, и также быстро еголюбовь трансформироваласьв другое, по-родственномусветлое и теплое,чувство. Селенастала частьюего зановоотстраиваемогомира, оченьбольшой частью.Наверное, поэтомув день выпискиАрсений нервничал.

Онеще не выздоровелокончательно,впереди былидолгие курсыреабилитациии борьбы завозможностьвернуться кпрежней, докоматозной,жизни. Арсенийстрашился того,что ждало егоза больничнымистенами, но ещебольше боялсятого, что происходилос ним самим.