Ну и международные новости — беспорядки в США, преодоление кризиса в Европе. Потом погода и снова старые фильмы, некоторые еще времен легендарного и великого СССР.

В Архангельске парней ждали. Молодой старший лейтенант остановил их у самых дверей военного коменданта вокзала, спросил:

— В сто двадцать четвертый специальный?

— Аэродромного обслуживания? — поинтересовался Илья.

— Ну да, в него. Вещи с собой?

— Да.

— Поехали.

Ехали долго, больше трех часов, в кузове допотопного «Урала-4320» с бензиновым двигателем рядом с какими-то тюками и ящиками, которыми был завален весь кузов, кроме пространства возле скамейки у левого борта. Сквозь узкие оконца в брезентовом верхе кузова был сначала виден город, а потом лес вдоль дороги, снова лес и ничего, кроме леса. Уже совсем стемнело, когда машина наконец подъехала к какому-то КПП, проехала внутрь и остановилась. Спрыгнувший из кабины старший лейтенант крикнул новоприбывшим выгружаться.

Выгрузились посреди широкого асфальтированного плаца, скупо освещаемого по краям несколькими фонарями на железных стойках. С одной стороны был глухой забор со спиралевидной колючей проволокой по краям, с другой виднелись несколько невысоких зданий, в сторону которых их и повел сопровождающий. Урал, развернувшись, уехал с плаца по единственной дороге, ведущей, видимо, к КПП. Пройдя по пешеходной дорожке мимо каких-то хозпостроек, они вошли внутрь трехэтажного здания, где сразу на входе стоял пост из двух солдат (один из них сличил фамилии в паспортах парней с неким списком и кивком головы разрешил пройти), и поднялись на второй этаж. Старший лейтенант подошел к одной из дверей, расположенных вдоль длинного коридора, и открыл ее.

— Располагайтесь. Здесь вы будете жить, — сказал он и слегка улыбнулся. — Ключей тут не положено.

Представшая взору Ильи комната настолько сильно напоминала ту, которую он оставил двое суток назад, что он испытал чувство дежавю. Пеналообразное помещение площадью около пятнадцати квадратных метров, три кровати вдоль стен, три небольших стола с тумбочками, компьютер. Стулья, один большой шкаф у двери, светлые однотонные обои. Практически комната общежития, в котором он жил с двумя соседями еще недавно. Насколько Илья знал, в армии рядовые могли жить только в казармах, на худой конец в палатках, но никак не в подобных условиях. Собственно, мысль, что он попал в не совсем обычную армию, появилась у него уже давно (как и у его спутников), так что новый факт из этой серии ничего не менял, Илья даже не особенно удивился. Как говорится, все страньше и страньше… Тем не менее никто пока не давал никаких объяснений.

— Туалет и душ в конце коридора, из здания пока не выходите. Впрочем, вас пока и не выпустят на улицу без сопровождающих, — продолжал инструктаж лейтенант. — Подъем завтра в шесть ровно, в шесть десять быть готовыми внизу на первом этаже.

— А что будет завтра? — спросил Илья, пренебрегая уставными правилами. Впрочем, лейтенант не стал обращать на это внимание.

— Разминка, завтрак, познакомитесь со всей группой. Потом занятия по расписанию. Советую своими вопросами никого не доставать, пока вам никто ничего не скажет. Знаю, что вы ни хрена не понимаете, но подождите. Когда соберется вся ваша группа, тогда и расскажут, сразу всем. Уже скоро, может, даже завтра или послезавтра. Пока делайте, что говорят. Больше я ничего сказать не могу. Да и не хочу, честно говоря. — Офицер взялся за ручки двери. — Спокойных снов, товарищи бойцы. Может быть… бойцы, — произнес он еле слышно, уже покидая комнату.

Следующий день, однако, не принес никаких ответов. Утренняя пробежка, зарядка. Все средней степени интенсивности, щадящее. Отличный, по меркам неизбалованного человека, завтрак, на который отводилось полчаса, был организован как шведский стол. Фрукты, два вида каши, сыр, тосты, жареные яйца и бекон, сок. Выяснилось, что всего в трехэтажном здании, в номерах, подобных тем, что занимали Илья с товарищами, жило около семидесяти парней, которые, видимо, составляли одну группу. На вид всем им было от двадцати до тридцати лет, держались они по большей части не очень уверенно. Времени, чтобы болтать с соседями, особенно не было, но Илья узнал, что прибыли они в эту странную воинскую часть недавно и никаких объяснений не получили. В основном это были студенты, но не только. Кучерявый парень в мятом деловом костюме, приехавший в тот же день, что и Илья, представился Владимиром. Он был начинающим юристом в муниципальном отделе строительства. По его словам, он был уволен «ну ни за что», и к нему сразу прицепился Комитет. Дальше — как у всех. Потеря работы или места учебы, наезд Комитета, потом беседа на предмет «все вернется, будет даже лучше, чем было, но надо отслужить» и согласие подписать контракт с Вооруженными силами. Некоторые проходили какие-то проверки на полиграфе, вроде той, что прошел Илья, но не обязательно. Насколько Илья мог судить, почти все парни обладали типичной русской внешностью. Сильно выделялся только Ким, бывший младший научный сотрудник института стали и сплавов, севший за стол рядом с Ильей. Не дожидаясь вопросов, он представился «русским корейцем», чьи прадедушка и прабабушка приехали в Россию еще во время первой русско-японской войны и долго жили в корейской общине на Дальнем Востоке, пока его отец не перебрался в Москву, женившись на русской. Парень был не по-азиатски высок, но с явно выраженными восточными чертами лица и разрезом глаз.

Присмотревшись, Илья отметил для себя и некоторую однообразность всех парней по их физическим данным. Не было ни слишком высоких мужчин, ни слишком низких, ни очень худых, ни явно толстых, складывалось общее впечатление, что группу набирали по жестким критериям внешности. «Как инкубаторские», — подумал Илья.

Предположения об их общей судьбе народ за завтраком строил самые разные, но все больше негативные. Несмотря на вроде бы хорошие условия начала службы, общее мнение новоиспеченных солдат по вечной российской привычке было скорее негативным — подозревали подлянку. Держались все вместе, дружелюбно, как люди, объединенные общей опасностью, впрочем, приглядевшись, можно было заметить, что начало формироваться несколько кружков.

После завтрака было общее построение, всю группу вывели на плац и разбили на десятки, приставив к каждому офицера. Те были разных званий, от лейтенанта до майора, в одинаковом летнем пехотном камуфляже. Началась, как ее обозвал про себя Илья, «мудятина». Офицеры ее называли «строевая подготовка». Сразу же на простейших командах «напра-во!» и «нале-во!» начались ошибки, весь десяток никак не хотел выполнять команды слитно. Командиры вяло матерились на «гражданских баранов» и «питонов вислоухих» и, как роботы, снова и снова командовали развороты и перестроения. Смотрелось все это нелепо, комизм картины усугублялся отсутствием у обучаемых униформы (все были одеты, кто во что горазд, от деловых и джинсовых костюмов до шорт и футболок).

Когда объявили обед (щи, две котлеты с пюре, компот с кексом), радости новобранцев не было предела. Однако после него начались занятия по изучению устава ВС РФ. По-своему это оказалось еще хуже строевой подготовки. Всем раздали толстые тетради, ручки и посадили в класс в одном из зданий рядом с их общежитием. Поднявшийся на кафедру молодой майор нудным голосом стал диктовать пункты устава, приказав конспектировать за ним. После обеда больше всего хотелось закрыть глаза и вздремнуть чуток под убаюкивающий голос лектора, но после предупреждения о том, что троих первых, «кто решит, нах, что ему можно спать, нах, отправят после отбоя подметать плац, нах, до утра, нах», Илья не решился этого сделать.