– Да, и дверью хлопнул… Кто там был, мама твоя?

– Мама бы истерику закатила, – застегивая пуговицы, мотнула головой Полина.

– Макар?

– Он мужик. Он сцены закатывать не будет, – кивнула она.

– Ты же говорила, что он в рейсе.

– Должен же он был когда-нибудь вернуться.

– Значит, вернулся. И зашел тихо-тихо, как вор… Но мужик, не вопрос. Не стал нам мешать. Уважаю… Пусть немного погуляет, да?

Севастьян снова протянул руки, чтобы обнять ее, но Полина воспротивилась. Хватит с нее экспериментов.

– Лучше ты погуляй. А мне ужин приготовить нужно. Человек из рейса вернулся, его покормить надо. Да и мама с ним…

Полина с волнением думала о Макаре, но мысль о маме повергала ее в уныние. Не хотела она видеться с ней. Не хотела, чтобы Макар сотрясал ее в спальне… Ей самой хотелось остаться с ним наедине. Запретное желание и постыдное, но сейчас ей было все равно.

– А когда у них следующий рейс? – удрученно спросил Севастьян.

– Не знаю. Но ты мне позвони, я скажу. Ты можешь пока забор достраивать.

– Ты бы могла ко мне приезжать, ну, на участок…

– Хорошо, приеду.

Полина готова была наобещать ему с три короба, лишь бы только он поскорее убрался. И с облегчением вздохнула, когда закрыла за ним дверь. Но очень скоро, затаив дыхание, она замерла в напряженном ожидании. Это появился Макар. Он был один, без мамы. И это пугало Полину. Только что она хотела остаться с ним наедине, но сейчас готова была накричать на него, чтобы он обиделся и ушел. Она боялась не его, а саму себя.

Макар вошел в комнату с бравурной улыбкой на губах, окатив Полину запахом одеколона. Ворот его новой шелковой рубашки был расстегнут чуть ли не до пупа; на фоне волосатой груди виднелась толстая золотая цепь с крестом, у основания которого отливал серебром непропорционально крупный череп.

– Я вам тут, кажется, помешал, – вроде бы извинительным тоном, но ничуть не раскаиваясь в своем поступке, сказал он.

– Не кажется, а помешал, – исподлобья, демонстрируя свою независимость, посмотрела на него Полина.

– Ну да, вы же у нас жених и невеста.

– А тебе что, завидно? – с вызовом, но вместе с тем и с надеждой спросила она.

– Вообще-то, у меня жена есть, – с небрежной усмешкой сказал он.

– И где она?

– Если ты про маму, то ее пока нет. Послезавтра будет. Поезд дальше пошел, на Москву, пока туда-сюда… А я вот сошел, устал с непривычки. Антонина сама, без меня управится. Я там продуктов купил: икра, сыр, бастурма, вино французское… Аванс выдали, можно гулять… Ты бы что-нибудь приготовила, дочка. Или у тебя дела с Севой?

– Мои дела никого не касаются! – дерзко отрезала Полина.

Но на кухню она пошла, достала из коробки старые, проросшие картофельные клубни, взяла нож, стала к мойке. Макар сел на стул в шаге от нее, она спиной почувствовала его липкий взгляд. И по этой же спине полчищами поползли мурашки. А от слабости в руках нож едва не вываливался из пальцев.

– Сева классный парень, мне нравится, – сказал он. – Слащавый, правда, немного, совсем чуть-чуть, но характер у него есть. Я, конечно, не пророк, но мне кажется, этот пацан далеко пойдет. Ты с ним как за каменной стеной будешь.

– Это что, агитация? – недовольно спросила она.

– Нет, это совет. Ты же мне почти как дочь, хочу, чтобы у тебя все хорошо в жизни было. А Сева ради тебя на части разорвется, но все у вас будет.

– Что будет?

– Ну, деньги и все такое…

– А что, в деньгах счастье?

– Нет, но и без денег никуда. Все вокруг них, проклятых, вертится. Да ты и сама знаешь, каково это – на бабкину пенсию жить…

– Ничего, я привыкла.

– И все равно, прикид неплохо было бы сменить. В смысле одежду.

– Зачем?

– Ну, чтобы красивая была, нарядная.

– Я и без одежды красивая.

– Ну, в этом я не сомневаюсь, – засмеялся Макар.

– Я не то хотела сказать, – зарделась Полина.

– Нет красивей одежды, чем совсем без одежды. Или ты со мной не согласна?

Она услышала, как скрипнули ножки стула, почувствовала, как Макар приблизился к ней, жарко дыхнул в шею.

– Я не знаю, – чувствуя, как слабеют в коленках ноги, пробормотала девушка.

Ее голова сама по себе клонилась назад, чтобы затылком лечь на крепкое мужское плечо. Еще немного – и ноги перестанут удерживать внезапно разомлевшее тело, и ей ничего не останется, как рухнуть в объятия Макара. Она боялась этого, но…

– Тебе и не надо знать. Главное, чтобы я это знал.

Она почувствовала, как его руки легли ей на плечи, но их тяжести она не ощутила. Сильные пальцы нежно принялись массировать шейные мышцы. Перед глазами все поплыло, потолок плавно закружился, наращивая обороты, тело будто вошло в состояние невесомости… В объятиях Севастьяна ничего подобного она не ощущала. А о том, что происходило сейчас, она мечтала всегда. Реального времени больше не существовало, была только пропасть, в которую можно было упасть совершенно без страха и разбиться насмерть.

– Мне почему-то кажется, что Сева – не твой мужчина, – громко и горячо прошептал ей на ухо Макар.

– Он мой парень… Но не мой мужчина, – кивнула она, удивляясь тому, что еще может что-то соображать.

– Тогда тебе нужен настоящий мужчина.

– Нужен.

– Знаешь, где его взять?

– Ты знаешь.

– Смотри, ты сама этого захотела.

– Захотела, – эхом и с желанием отозвалась она.

Кофточка будто растворилась в воздухе, так нежно и ловко снял ее Макар. И тело вдруг воспарило – это его подняли сильные руки. На какие-то мгновения Полине показалось, что она в лодке, а вокруг огромные штормовые волны, которые несут ее к берегу. Ну и пусть! Шторм вынесет ее на остров, который станет райским, если даже там живут дикари…

Макар опустил ее на кровать, на ту самую, где Полина видела его со своей матерью. Штормовое волнение усилилось, и еще больше захотелось на дикий остров… Ну почему Макар не торопится? Почему она до сих пор в джинсах? А какой у него горячий язык! А как быстро и до боли затвердели обнаженные соски. Нет, это не Севастьян с его ураганным ветром над спокойной гладью моря. Ветер есть, а волнения нет… Зато какой шквал страстей вызывает Макар! Он мощный, сильный. Он роняет ее в бездну, но Полина точно знает, что на самом дне он подхватит ее на руки, вернет обратно в привычное измерение. Хотя нет, реальность, в которой они после всего этого окажутся, будет совсем другой…

Удар. Еще удар. Последний гвоздь в последнюю доску. Тук-тук, тук… Севастьян обессиленно опустил руку с молотком. Все, на сегодня дело сделано. Разжать бы пальцы и выпустить инструмент из рук. Но делать этого нельзя. Молоток для него сейчас все равно что автомат для бойца, а оружие нельзя бросать ни при каких обстоятельствах, и наказание за это последует – смерть от вражеской пули как максимум или выговор как минимум. А еще это плохой знак. Сначала теряешь оружие, а затем и саму жизнь. А в гражданской жизни чуть по-другому: сначала потерял молоток, а затем и удачу. А как жить без удачи?