Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, мне говорили, — улыбнулась она. — Я даже собиралась поступать в театральный. Но в итоге выучилась на пиарщика и теперь специалист широкого профиля. Хочу — менеджером пойду, хочу — маркетологом.
— А сейчас работаете где?
— В рекламном отделе одной крупной компании. А чем занимаетесь вы?
— Собираю установки шельфового бурения.
— Как интересно!
— Это ужасно скучно, — откинув полы расстёгнутого пальто, засунул он руки в карманы. На улице было так тепло, что выпавший вчера снег даже начал таять.
Но Эрика не отстала. И пока познавала азы бурения на суше и особенности морских буровых платформ, они подошли к катку.
— Подожду вас здесь, — опустился Майк на лавочку на трибуне, где Эрика помогала детям надеть коньки.
— И не мечтайте отсидеться, — уверенно покачала она головой, скептически осматривая его строгий костюм, ворот рубашки, шарф. — Вон там прокат, — показала рукой.
— Я не умею. Я… — он посмотрел на брюки, — не одет.
— А кто говорил, что будет легко? Дети, Майк не хочет с нами кататься.
И как по команде, они облепили его и начали настойчиво канючить.
— Да вы коварная! Это запрещённый приём!
— Отчего же? — она невинно пожала плечами. — Забьёте с нами пару кружков по стадиону. Выпьем по кружечке горячего чая, — показала она на выставленный на скамейку термос, — и перейдём на «ты».
И Майк, конечно, лукавил, что кататься не умеет. Но столько Эрика уже давно не смеялась. Дети возили его за руки, толкали за ноги, когда он изображал слепого как кот Базилио, они все вместе падали, вместе вставали, кряхтя и потирая ушибленные места, а потом взмокшие, уставшие и счастливые делились бутербродами и чокались пластмассовыми стаканчиками с чаем.
— Глафира, доедай! — доставая из кармана телефон, погрозила ей пальцем Эрика, когда дочь, как обычно, откусила и отвлеклась, рассматривая смуглую девочку лет десяти, что пришла на каток с друзьями. — Простите, я сестре позвоню, узнаю, как она там, — пояснила она Майку.
— А почему ваша сестра с нами не пошла? — допил Майк чай и оглянулся в поисках урны, когда Эрика закончила короткий разговор.
Нина ощутимо сипела, к утру у неё поднялась температура, но она обещала Эрике, что будет весь день лечиться, и сейчас с её слов чувствовала себя терпимо.
— Нина инвалид, — со свойственной детям прямотой выпалил Данил. — Она не может кататься.
— Что же с ней случилось? — спросил Майк, так серьёзно и без ложного стыда, с которым взрослые пытаются уходить от разговоров с детьми на сложные темы, что даже Эрику тронуло.
— Она попала в аварию. Столкнулось три машины. Семь людей погибло, а она одна выжила, — гордо заявил Данил.
— Семь человек. Правильно говорить: семь человек, — поправила Эрика и забрала у Майка пустой стаканчик, который он так и держал в руках.
— Мои бабушка с дедушкой тоже там погибли, — встал Данил и подошёл к Майку. — Это было давно. Нас ещё не было. А мама была, — он посмотрел на Эрику, вспоминая слово, но выкрутился. — Не взрослая.
— Тинейджер, — пискнула Глафира, так и не сводя глаз с девочки, которая ей понравилась.
— Мне было пятнадцать, — шепнула Эрика Майку и повернулась к Глашке.
Дочь посмотрела на Эрику и показала рукой:
— Пуэдесэр? Айе?
Если, конечно, Эрика правильно расслышала все те звуки, что та произнесла.
— Что?!
— Если я верно понял, она спросила: Можно? К ней? — хлопал глазами Майк. И у него было то самое лицо, что бывает у всех, когда Глафира с русского вдруг переходит на другой язык в присутствии людей, которые его понимают. Словно и сам не веря, что это слышал, Майк тряхнул головой и обратился к Глашке похожим набором звуков, из которых Эрика поняла что-то вроде «эспаньёль».
— Ун погито, — ответил ребёнок, которого она с какого-то перепугу считала своим, и снова вопросительно глянул на мать.
— Да иди, иди, познакомься. Конечно, — закивала Эрика как китайский болванчик.
Темноволосая девочка снизу приветливо помахала:
— Ола!
Взрослые как по команде ответили тем же жестом. А когда дети вдвоём осторожно пошли вниз, цокая коньками, Эрика повернулась к Майку:
— Прости, ты спросил…
— Говорит ли она по-испански. А она ответила: «Немного». Отец ваших детей испанец? — сделал неожиданный вывод Майк, и выглядел он слегка пришибленным.
— Нет, — улыбнулась Эрика. — Просто у меня особенные дети. Не нормотипичные, как из толерантности принято теперь говорить. Глафира — полиглот. Терпеть не могу это слово, но, если точнее, у неё необычные способности к языкам. А Данил любит всё научное. Сейчас, например, он увлекается зоологией. Только, умоляю, ничего не спрашивайте у него про насекомых.
— Почему? — всё ещё слегка пришибленный Майк посмотрел на Данилку.
— Если что, я предупредила, — достала оставшиеся бутерброды Эрика и один протянула Майку. — Козявка мавританская и калоед слаборогий — это меньшее, что вы можете услышать от моего сына.
— В свой адрес? — машинально откусил он и, словно его отпустило, улыбнулся.
— Как знать, — пожала плечами Эрика.
— А, я понял! Их отец Алый. Но вы развелись?
— Ты задаёшь слишком много вопросов, Майк. Сложных вопросов, — откусила свой бутерброд Эрика. — Как твой сын?
— Уехал из больницы домой. Последние анализы вроде неплохие. Его невеста так меня перепугала, что я думал увижу обтянутый кожей скелет и на руках понесу его до самолёта. А он, кажется, даже поправился. Лысый, конечно, но ему на удивление идёт.
— А что у него? — жевала Эрика, пытаясь представить себе сына этого красивого статного мужчины. Лысого сына. То есть вот если состричь эту седину на висках и эти тёмные кучеряжки, в которые после гонок на коньках превратилась его некогда идеальная укладка. Оставить… А что бы она оставила? Наверно, вот эту ямочку на гладко выбритом твёрдом подбородке, едва заметную и какую-то родную. И губы «бантиком»…