В последний раз мне предсказали вот что:

Тот, кто ЭТО написал, даже НЕ ПЫТАЛСЯ включить фантазию.

Понимаете, мне НУЖНО что-нибудь такое, что ПОДСКАЗЫВАЛО бы, что делать, и тогда не придётся ломать голову. До сих пор все решения принимал я сам, и результаты не слишком меня радуют.

Вообще-то раньше я всегда с НЕТЕРПЕНИЕМ ждал приезда маминых родственников: ведь у меня появлялся шанс заработать немного денег. Как-то раз, когда я сидел на кухне и рисовал, мама сказала, что мне нужно попробовать продавать свои рисунки родственникам.

Это ОЧЕНЬ ХОРОШО пошло. Я рисовал домик или черепашку, вставал из-за стола и за пять баксов продавал свою картину кому-нибудь из родни.

За несколько недель до какого-нибудь семейного праздника я обычно рисовал быстро-быстро, чтобы к приезду родственников у меня уже была целая стопка картин. Однажды в День благодарения я нарисовал их столько, что заработал восемьдесят долларов.

Превращать искусство в деньги оказалось так легко, что я думал, это будет длиться вечно.

Но когда я стал старше, родственники, которые раньше мгновенно раскупали мои рисунки, уже не торопились доставать свои кошельки.

Я до сих пор не понял почему: то ли потому, что я продавал свои картины одним и тем же людям, то ли потому, что я в два раза поднял цены.

Но когда Мэнни начал продавать СВОИ рисунки, родственники стали отсчитывать деньги, как банкоматы.

Вот что я вам скажу: когда я рисую картину, то трачу на неё кучу времени и сил. А Мэнни малюет по пятнадцать картинок в минуту, и можете даже не спрашивать меня, ЧТО намалёвано на половине из них.

Это говорит лишь о том, что некоторые люди ничего не понимают в искусстве.

Мы опять будем встречать Пасху у бабушки, и это плохо: ведь у неё нет почти ничего, что могло бы быть интересно детям. Единственная вещь в её доме, которая более или менее ПОХОЖА на игрушку, – это слонёнок Элли.

Бабушка купила эту мягкую игрушку для того, чтобы её жевал наш старый пёс Пупс, который теперь живёт у неё.

В первый же день Пупс отгрыз у Элли хобот, уши и ноги, и теперь в нём невозможно узнать слона.

Это единственное развлечение, на которое ребёнок может рассчитывать в доме у бабушки. Но играть с набивной кеглей неинтересно.

У бабушки было бы не так скучно, если бы Пупс мог ИГРАТЬ с нами, как раньше. Но бабушка пичкает его собачьим кормом и остатками еды со стола, и от этого он стал похож на надувной мячик с лапками.

ЕЩЁ она одевает его, как маленького человечка, и мне кажется, что он очень подавлен.

Но мы всё равно иногда пытаемся подурачиться с Пупсом, когда ужинаем у бабушки.

Как-то вечером мы заметили, что, если подкрасться к Пупсу сзади, когда он спит, и издать губами неприличный звук, он поднимает уши.

Потом он пять минут обнюхивает свой зад и снова засыпает.

Мы с Родриком проделывали это миллион раз, и каждый раз реакция Пупса была ОДНА И ТА ЖЕ. Но однажды вечером это попытался проделать папа, и это ВЫШЛО ему БОКОМ.

Обычно у бабушки очень скучно, но Пасху мы всегда отмечали весело. Пока была жива прабабушка Мимó, у бабушки каждый год устраивали большую охоту за пасхальными яйцами.

Мимо была мамой нашей бабушки. Не подумайте только, что я не уважаю Мимо или что-нибудь в этом роде, но мои внуки, если они у меня когда-нибудь появятся, будут называть меня так, как Я пожелаю, а не ОНИ.

Меня вполне устроит привычное «деда» или «дедуля»: я не хочу, чтобы на всю оставшуюся жизнь ко мне пристало какое-нибудь дурацкое прозвище.

Уверен, что мой прадедушка был бы не прочь поменять имя, но сейчас, когда ему почти девяносто три года, это уже не имеет смысла.

Ладно, вернёмся к Мимо. Она занималась призами, клала их в пластиковые яйца, которые нужно было искать на Пасху. Она клала в яйца конфетки, мелочь и довольно часто – пятидолларовые бумажки.

Мимо прятала яйца в доме и на заднем дворе.

После пасхального бранча мы, дети, выходили во двор и ждали, когда нам дадут команду собирать в корзинки яйца, – столько, сколько сможем найти.