— Ты купил пеньюар сегодня? Утром? Правда? Ты встал ради того, чтобы купить мне подарок?

— Сегодня утром. Правда. Пойдем в кухню. Но я не вставал. Вернее, я не ложился. Я писал. Знаешь, так хорошо писал. — Он открыл холодильник и достал бутылку. — Легко-легко! Я давно не писал так легко. Знаешь, такая хорошая получилась постельная сцена. Философская, психологическая. А потом врываются эти! Плохие ребята. — Он хмыкнул. Пробка элегантно хлопнула в его руках, из горлышка заструился парок и аромат. — Перестрелка! Кровища! Дай-ка мне с полки бокалы.

— Но ты же накануне намахал одиннадцать страниц! — Я поставила бокалы на стол. — Ого, «Дом Периньон»!

— Ну и что? Ты же любишь шипучку сурового монаха[2]? — Шампанское красиво пенилось, он протянул мне бокал.

— Нестор. — Я взяла бокал и пристально заглянул мужу в глаза. — Что с тобой? Ты меня удивляешь, я бы даже сказала, пугаешь. Ты никогда не был таким.

— Старею, Надин. Начинаю постигать простые радости. — Он улыбнулся и потянул меня за свободную от бокала руку. — Пойдем, я удивлю тебя еще больше.

Муж повел меня через всю квартиру — двухэтажную, мы переехали в нее накануне свадьбы, и я была уверена, что расчетливый Нестор быстро избавится от этой махины, приобретенной все в тех же рекламных целях. Только чувствовалось, что хозяину вовсе нет никакого дела до дизайнерских интерьеров и он пользуется лишь кухней и кабинетом, превращенным в спальню, гостиную и я не знаю во что еще. Но он не избавился от хлама.

Это не хлам, а газеты и предметы, вдохновляющие великого гения детективного жанра, обиделся мой же собственный внутренний голос.

Пардон, миль пардон! — усмехнулась я и тут же подумала, что одну из комнат для гостей вполне можно было бы переоборудовать в кабинет для меня и что я, оказывается, ужасно соскучилась по этой бестолковой квартире и с большим удовольствием провела бы ближайшую ночь в здешней спальне. Я же сама выбирала обои и мебель для нее.

Ну и проведи, согласился внутренний голос; тем временем мы вышли на лоджию. Что тебе мешает? Зубную щетку ты, помнится, взяла. И не молчи, восхищайся!

— Боже мой, Нестор! — Лоджия утопала в цветах. — С тобой точно что-то случилось! Ты не выносил даже натюрморты! Или решил подражать Ниро Вульфу? Кто ухаживает за этими клумбами?

— Я. Правда, я. Говорю же тебе, Надин, старею. Сорок пять. Делаюсь сентиментальным. Знаешь, как трогательно вылезает из земли зеленый хвостик? Распускается бутон?

— Но ведь я же была здесь осенью. Когда тебя снимали, кажется, итальянцы. Ничего этого не существовало и в помине! Когда ты успел?

— С января. Знаешь, я был на съемках. По моей книге новый сериал. «Кровавый кактус». Ну, ты помнишь, там еще маньяк орудует в ботаническом саду, а международные террористы в собственных целях закладывают под пальмой бомбу. В январе продюсер позвал меня посмотреть, что там получается и как в этом ботаническом саду. Понятно, что не в настоящем, павильон. Заодно команда Рейно отсняла сюжет про мое посещение съемок. Интервью, то-се. Ну, не важно. Главное, знаешь, я там вдруг впервые понял, как я люблю растения, цветы. Правда-правда! Мне так жалко было, когда там каскадеры по ним валялись. Каскадерам-то с актерами что — кровь, раны всякие нарисованы, а цветы… — Засигналил домофон, Нестор ринулся с лоджии, договаривая на ходу: — Знаешь, растения-то все — изничтожили и в помойку! Но они ведь живые! Живые цветы!

Я даже не поняла, радоваться мне или расстраиваться по поводу столь бурно проснувшейся сентиментальности в Несторе. Только мне сделалось его ужасно жалко. Это не сентиментальность, это одиночество. Или писатель не может быть не одиноким? В веселой компании не напишешь ничего. Чтобы писать, нужно уединение. Правильно, это не одиночество, а уединение. На общение нет времени! Я ведь тоже, когда ушла от Нестора, не особенно переживала из-за разрыва с родственниками и подругами и шарахалась от любых знакомств.

Но ты же заинтересовалась Луи?

Прекрати! — оборвала я свой внутренний голос. Надоел! Ты сам не знаешь, чего от меня хочешь!

А ты знаешь?

Знаю! Я хочу быть с Нестором. И он тоже этого хочет. Мы одинаковые, а его дом — большой! И у нас получится прекрасное творческое уединение!

Ну-ну, скептически хмыкнул внутренний голос, что ж раньше-то не получалось?

Но я не обратила на него внимания, потому что Нестор позвал меня и начал на все лады расхваливать перед телевизионщиком мои романы, а команда Рейно активно расставляла аппаратуру и передвигала мебель, дабы эффектнее снять писательскую чету в интерьере.

Конечно, меня немного покоробило, когда перед камерой Рейно с ходу заговорил о новом витке в жизни мэтра, однозначно давая понять, что за псевдонимом Леокадия де Орфез скрывается вовсе не женщина, а сам мастер прозы. Что вот так, по примеру каких-то там восточных монахов, Мориньяк взял новое имя — женский псевдоним и начал с самого начала, с самого низа — с романов в тонкой обложке. Камере были продемонстрированы мои книжонки. У меня перехватило дыхание.

Но тут заговорил Нестор. Кстати, поверх рубашки и джинсов он действительно нацепил потрясающий атласный халат с позументами и кистями. Темно-вишневый халат с золотыми штучками. И его красноречию надо отдать должное, потому что к концу съемок, по меньшей мере, выходило, что ученик — то бишь я — превзошел своего учителя. Правда, в его монолог мне так и не удалось вставить ни слова.

Затем нам был продемонстрирован отснятый материал. Я себя не узнавала! Что может сделать с обычной женщиной какой-то пеньюар и руки профессионального гримера! А на прощание Рейно заверил меня, что после выхода передачи в эфир я проснусь знаменитой и что мне придется научиться отбиваться от настырных издателей и малокультурных — следует понимать не от «Культюр» — продюсеров.

Телевизионщики ушли. Нестору позвонил его издатель, и, пока он подробно рассказывал ему о состоявшейся съемке, я перемыла чашки — мы же перед камерой пили кофе! — и пошла в ванную, раздумывая, переоблачаться ли мне в нормальную одежду или еще покрасоваться в пеньюаре. Нестор громко болтал уже со своим агентом, рассуждая, что выгоднее: писать роман или сразу сценарий? Для кино или телесериала с тем же сюжетом? Я решила переодеться — пеньюар был из синтетики, я плохо переношу ее.

Он уже сосредоточенно трудился за компьютером.

— Хочу поблагодарить тебя, Нестор. Нестор! — повторила я, потому что он не отреагировал. — Дорогой!

— Ты еще здесь? — Муж уставился на меня, потер глаза и показал куда-то рукой. — Дай мне капли, прямо сплошной песок.